И Скелет пошел хвастаться Герде, которая упоенно мастерила феньки из бисера.
А Саша ушла в сараюшку, плюхнулась на матрац, положенный на пол и застеленный лоскутным одеялом, – свою постель.
Заботливый Скелет нахмурился, взглядом показал Герде на Сашу.
Герда снисходительно хмыкнула, но, отложив свое рукоделие, пошла в сарай.
– Чего киснешь? Пошли купаться? – предложила Герда.
– Не пойду я, – Саша даже головы не повернула.
Герда подошла ближе, вопросительно склонила голову.
– Мне, наверное, вообще лучше уехать, – глухо пробормотала Саша.
Герда присела рядом с Сашей на матрац:
– Из-за Солнца, что ли?
– …Мне кажется, он просто посмеялся надо мной, – неожиданно призналась Саша. – Привез и бросил. А я, как маленькая глупая девочка, навоображала себе…
Герда перебила Сашу с возмущением:
– Да ты что?!! Это ж надо такое придумать про Солнце! «Привез и бросил»! Да ты совсем не знаешь Солнце!
Саша хмуро посмотрела на Герду.
– Ты, что ли, знаешь?
– Знаю!
– Ну и сколько ты его знаешь?..
Герда задумалась и усмехнулась:
– Всю жизнь.
Герда отвернулась и глухо призналась:
– И любила его, кажется, всю жизнь… Ну, обычно, как девушка… А когда ты появилась… Мне очень обидно стало. Хотя, если честно, он не говорил мне, что любит, мы даже не… не встречались. Но я надеялась. До тебя. А сейчас поняла: я могу его любить как друга. Это тоже счастье… Но тебе я не обещаю, что мы подружимся. Понимаешь?
Саша кивнула и спросила:
– Так ты думаешь, что я для него что-то значу?
– Он же Солнце, – горько улыбнулась Герда. – Солнце не может греть кого-то одного и принадлежать кому-то одному не может.
– Я так не умею, – подумав, призналась Саша.
– Дело твое, – пожала плечами Герда, – но, конечно, я могу и ошибаться… блин, что-то я слишком добрая сегодня… не к добру. – Герда поднялась и пошла во двор.
– Ну и что же мне – сидеть и гадать: придет он сегодня, не придет… – беспомощно спросила Саша вслед ей.
Герда бросила через плечо:
– Кстати, баба Оля классно гадает!
А баба Оля вошла в дом с миской зеленого гороха с грядки. В кухне Кореец, отдавшись творческому порыву, расписывал диковинными цветами, петухами, птицами белоснежные стены печи.
– Только не ругайтесь, – предварил возмущение бабы Оли Кореец. – Не понравится – все закрашу.
– Да чего уж, рисуй, – махнула та рукой, – мой Колька тоже рисовать любил. Говорил: «Я, мам, в город поеду на художника учиться».
– А выучился на кого? – спросил Кореец, выводя кисточкой затейливое петушиное перо.
– Да ни на кого он не выучился, – просто ответила баба Оля. – Погиб на войне. Ему в сорок первом и семнадцати еще не было, так он в паспорте цыфирку подрисовал – и в военкомат. Художник…
– Война… – вздохнул Кореец.
Баба Оля вздохнула, устроилась за столом, принялась лущить горох:
– …Все как вот горошинки из стручка повыкатились. И муж мой погиб – правда, до Сталинграда успел дойти. Свекор – тот без вести в плену пропал. Мамку немцы убили – у нас тут немцы стояли. Говорят: «Хлеб есть?» А она: «Нету». Они – к подвалу, проверить. А в подвале она меня прятала. Я краси-и-ивая тогда была. Она: «Не пущу!» Так им что – стрельнули, глазом не моргнули. А отец вернулся, да… Без ноги, правда. Но и то – как радовались! Только он болел потом сильно – контуженый был. И помер в сорок шестом.
Кореец отложил кисти, присел рядом с бабкой, обнял ее за плечи.
– А я вот всех пережила, – с легким сожалением сказала баба Оля. – Такие дела…
Падали в тарелку крупные горошины.
Набравшись решимости, Саша все же поднялась и направилась к бабе Оле.
Она зашла в дом, увидела Корейца, остановилась в нерешительности. Но Кореец, догадавшись по испуганному Сашиному лицу, что дело у нее важное и секретное, встал со скамейки, вышел во двор.
– Бабушка… – вышла из тени и попросила елейным голоском Саша, – погадайте мне, пожалуйста.
– Что ты выдумала? – строго нахмурилась баба Оля. – Это бабы из деревни ко мне ходят, а ты? Комсомолка небось!
– Мне очень нужно. Прошу вас! – не отставала Саша.
Баба Оля задумчиво посмотрела на нее.
– Пожалуйста… – пискнула Саша.
Не отвечая, баба Оля убрала со стола миску с горохом, сгребла в корзину шелуху. Саша замолчала в ожидании.
Баба Оля строго посмотрела на Сашу:
– На лавку садись!
Саша послушно присела на краешек скобленой лавки у стола.
– Руки-ноги не скрещивай! – распорядилась баба Оля.
Саша послушно сжала коленки, руки вытянула на столе.
Баба Оля достала с полки над столом затертые карты, но, исподлобья глянув на Сашу, передумала:
– Будет тебе особое гадание.
Саша испуганно вздрогнула. Баба Оля полезла в сундук, вынула из него старинный темный платок, развернула его. В платке оказались диковинные, морем отполированные камни – разноцветные, с космическими узорами. Баба Оля перемешала их на столе узловатыми руками.
– Думай про то, о чем гадаешь, – глухо велела она, не поднимая на Сашу взгляда.
Саша напряженно уставилась на камни, которые так и эдак, по закону, известному ей одной, раскладывала баба Оля. Саша вытянула от любопытства шею, пытаясь понять хоть что-то в затейливых комбинациях, как вдруг баба Оля нахмурилась и быстро смешала камни.