– Ты не переживай… Солнце, наверное, в своем доме.
Саша независимо хмыкнула:
– И ничего я не переживаю… Столько разговоров про этот дом… А он где вообще?
– А этого никто не знает, – развел руками Скелет, – наверное, где-то в горах. Мы с Малым шесть раз ходили искать, но так и не нашли.
– Я думала, дом – это место, куда зовут друзей, – грустно сказала Саша.
– Дом – это там, где человеку хорошо, – подумав, ответил Скелет.
Саша покорно вздохнула:
– Значит, ему там хорошо…
Впрочем, Скелет и не надеялся утешить или развеселить Сашу. Так что, неловко посопев, он вернулся к костру:
– Ну, чего там, Малой, картошка твоя – каменная, что ли? Сколько уже печется!
– Дареному коню в зубы не смотрят, – отбился Малой.
– Она не дареная – она краденая! – неожиданно раздраженно напомнила Герда, но Малого такими обвинениями не смутить.
– В Библии сказано: делиться надо, – парировал он.
– В Библии написано: «Не укради», – у Герды явно было желание с кем-нибудь поругаться.
– А вы что – читали Библию?! – вдруг вмешалась Саша.
Малой загадочно пожал плечами:
– Говорят…
– …Просто не люблю, когда на чужое рассчитывают! – заявила Герда и многозначительно глянула на Сашу. Саша поежилась, отвернулась.
– Чё ты злая такая сегодня, Герда? – добродушно улыбнулся Малой.
– Голодная потому что, – предположил Скелет.
Послышался шорох шагов. Саша радостно вскочила, увидев приближающийся мужской силуэт, и невольно воскликнула:
– Солнце!
Но это оказался Кореец. Герда хмыкнула, Скелет одернул ее:
– Ну, чё ты, хватит уже…
– Вон, иди, за картошкой следи, а ко мне не лезь! – взвилась Герда.
Хмурый Кореец подошел к ребятам, уселся на песок, снял сандалии.
Саша грустно сообщила:
– А у нас скоро картошка будет готова.
– Да-да… – кивнул Кореец, – картошка… Это именно то, что нужно…
Саша продолжала вглядываться в темноту.
Солнце шагал вдоль моря, перекладывая тяжелую канистру из руки в руку. Наконец он подошел к выброшенному морем изогнутому, отполированному бревну, поставил канистру, присел на бревно, как на скамейку, болезненно поморщился. Если сильно напрячь зрение, на другом берегу залива можно было увидеть точку костра. Солнце знал, что там сидит Саша. Знал он и то, что ей сейчас грустно. И немного страшно. Солнце хотел открыть канистру, но помедлил…
Хуан наблюдал за ночной букашкой, взбирающейся по стебельку, и ласково бормотал по-испански:
– Куда же ты карабкаешься? Зачем? Ты хочешь попасть на небо?.. Ты глупая: небо начинается сразу за твоей головой. И не нужно лезть так высоко.
Поглядев на Хуана, Саша подсела к Малому и Скелету, спросила шепотом:
– А Хуан, он вообще кто?
Малой жонглировал испеченными картошками и ответил, не отводя от них глаз:
– Хуан? Чилиец.
– Настоящий чилиец?! – изумилась Саша. – Как Виктор Хара?!
– Он сам был на стадионе «Сантьяго», – сообщил Скелет.
– Чудом живой остался, – добавил Малой, – потом коммунисты вывезли его в Москву.
Скелет и Малой говорили тихо, но Хуан услышал, откликнулся буднично, медленно подбирая русские слова:
– Там, на стадионе, были хиппи. Иностранцы. Хунта ловила всех, кто похож на хиппи. Мужчины с длинными волосами. Женщины в брюках… Они помогли мне сбежать. Пожалели. А их расстреляли…
И Хуан, вместе с остальными, стал чистить картошку.
А Саша заплакала. Ей вдруг стало так жалко всех: Хуана, который пережил такой ужас, о котором Саша только слышала из газет на политинформации. Скелета, которого все время шпыняет Малой. Малого, потому что он всегда старается для других, а его никто не принимает всерьез. Корейца, который тоскует по своей Галине, а Галина, как угадала своим девичьим чутьем Саша, его не любит… Герду, которая, это Саша тоже прекрасно понимала, влюблена в Солнце… И почему-то самого Солнце. Почему – этого Саша не знала, просто его было жалко… Но больше всего стало жалко себя. И страшно: куда она приехала, с кем, зачем… И по маме с папой соскучилась… Они уже поужинали, наверное…
– Ты что? Перестань, ну, подруга! – бросились жалеть Сашу Скелет и Малой. – Ты из-за Хуана, да? Так вот же он, живой-здоровый. И никакие колеса его не берут!
– А, я тоже ревела, когда узнала, – махнула рукой Герда.
– Не плачь, Принцесса, – улыбнулся и сам Хуан, – мертвые тоже грустят, когда живые плачут.
Но Саша уткнулась лицом в коленки и зарыдала еще горше. Кореец жестом показал: «Оставьте ее, пускай поплачет».
Солнце сидел один на берегу. Канистра стояла рядом. Он так и не открыл ее. Костер на другом берегу залива погас.
И был другой день.
Хуан с неизменной трубочкой сидел на самой верхней площадке маяка, созерцательно уставившись в сторону горизонта.
– Горе ты наше! Доторчишься когда-нибудь! – крикнула ему Герда, прижав ко лбу ладонь козырьком.
– Я не торчу – я ищу нирвану, – сообщил со своей высоты Хуан.
Грустная Саша почесывала спящего Пацифика.
Подошел Скелет, гордо демонстрируя грампластинку в ярком конверте:
– Лукай! Мне Малой на день рождения «Пинк Флойд» подарил.
– А у тебя что, сегодня день рождения? – удивилась Саша.
– Не, у меня в декабре.
– А почему же он сегодня подарил?
– Это он заранее. Мало ли что зимой будет… Герда! Зацени!