Дом слепых

Оставался миг. Иса выставил вперед рогатину. Люда прикрыла лицо рукой. Перед броском черного пса услышала свой крик. Она уже замолчала, но ее крик не закончился – он доплыл до неба и там на его конце повис свист. Свист, нарастая, упал на землю и ухнул, стряхнув черного кобеля с руки Исы. Собаки укатились в расщелины домов, словно отброшенные взрывом.

– Бежим! – крикнул Иса.

Они побежали. Люда запрокинула голову. Небо свистело. Оно было чистым, как прежде, но своим страхом Люда уже видела на нем вспышки и стальные днища. До ближайшего дома было недалеко, но Люда не могла донести до него свое частящее сердце. Было светло, но все покрыл мрак. Страх разросся в ней ватой, вата закупорила щели носа и рта. Люда задыхалась. Страх был горсткой сахарной пудры, на которую подули горячим воздухом, и она, плавясь, обросла клочьями сладкой ваты.

Иса оглянулся. Люда махнула рукой – «Беги!». Иса остановился.

Из серой грязи словно выросла большая рука и опрокинула Люду вниз, прижав к земле.

– Началось… – выдохнула Люда слово, которое, будь она сейчас в подвале, вместо нее сказал бы Уайз.

Ее не защищали каменные стены подвала, и под открытым небом Люда стала амебой – одноклеточной. Одной большой клеткой она сотрясалась, выталкивая из себя все новые и новые клочья ваты.

Иса лежал рядом, раскинув руки. Рюкзак на его спине опал, словно раковина, оставшаяся без моллюска. Он робко приник к земле, казалось между ним и землей есть воздушная прослойка, и он не лежит, а чуть парит над ней. Распятый в воздухе. Из укуса на тыльной стороне ладони текла струйка крови.

«Кто же он такой?» – еще раз спросила себя Люда.

Она оторвала голову от земли, посмотрела вверх. Истребитель – Сокол или Резеда – летел прямо над ними. Заполненная своим ватным страхом, она все еще не верила в смерть. Ее мир был неприкосновенен. Вместе с ней исчезнет и этот город, и подвал, и Иса, и Чернуха, и это небо, каким бы оно сейчас ни было, и воздух, и все-все-все. Поэтому ее мир не мог быть разрушен – он слишком богат, слишком важен. Он – это вселенная. Люда бесконечна.

Дрогнул дом, в котором они хотели укрыться. Он сначала качнулся вперед, словно пьяный, неспособный решить, в какую сторону ему идти. Потом идти передумал и присел. А присев, сломался, разбрасывая блоки и кирпичи.

Люда снова подняла голову, как раз для того, чтобы увидеть короткую красную вспышку из проема уцелевшей части высотки. Там кто-то был! Дом мстил за себя. Она поверила в то, что вселенная не бесконечна, когда поняла, что оказалась между двумя противоборствующими сторонами. Шел бой. Они с Исой лежали между ними.

Сверху он и она смотрелись маленькими крестиками.

Самолет прилег на крыло и медленно поплыл вниз, оставляя за собой клочья белого дыма. С грохотом он приземлился где-то за домами, подняв над крышами столб огня и дыма.

Все смолкло. Сделалось так тихо, будто ничего и не было. Как будто, кроме него и нее, в этом городе снова не было никого. Только небо еще мелко подрагивало, словно человек, переживший приступ гнева.

– Надо уходить, – сказал Иса, поднимаясь.

Люда встала и побежала. Ей было легко с тех пор, как все ее клетки слились в одну. Она ждала огненной точки в спину. Но дом только пылил и гудел. Она сменила бег на шаг, и дорога потекла временем. Еще пятнадцать минут, и они дойдут до Минутки.

– Однажды один человек ушел из дома в лес, стоящий на возвышенности, – начал Иса, и время побежало быстрее, как всегда оно бежит за рассказом. – Он не вернулся ни через год, ни через два. Так прошло десять лет, и когда человек снова пришел в село, его стали называть старым человеком гор. Он помнил людской язык, но от него пахло волком. Человек не хотел работать и садиться с другими за стол. Потом постепенно привык.

Люда слушала и думала: Иса верит в свою сказку. Для него она стала былью.

– Горы, куда ушел человек, о котором сказ, стоят рядом с городом, – продолжил Иса и махнул рукой на восток.

В голосе его послышалась убежденность – он знал, о чем говорил. Во всем, что говорил и делал Иса, сквозили искренность и убежденность. Люда подумала: он не приспособлен для жизни в этом городе – слишком наивен, слишком верит в сказки, его наивность кажется детской.

Те горы, о которых сказ, по ночам сковывает холод, летом над ними встает жареное солнце, зимой соловьем-разбойником свистит ветер. Их речушки скользки – в них веками мерзнут голые камни, а постоянное течение накладывает на них новые слои слизи. Речушки в этих горах обманчивы, когда в свете дня показывают дно под мелкой водой, переливаются заманчивой форелью, мясо которой в меру сухо, бело, пресно и богато фосфором. Съешь ее, и на другой день сам начнешь отливать зеленым в темноте. К речке лучше подходить с сетью и не ступать в нее босой ногой. Камень схватит слизью за ногу, потянет на дно. Ляжешь на камни, больно ударяясь спиной, а речка-буянша накроет тебя рябистыми пеленами, убыстрит течение и понесет вниз. Форельки станут отщипывать от тебя по кусочку и по ночам фосфоресцировать в мелких водах тобой.