Дверь открылась, и вошедшие телохранители принялись развязывать Матта.
«Что дальше?» — обреченно подумал он.
Это не могло быть добрым знаком. В этом мире для него больше не осталось ничего хорошего.
Телохранители, крепко держа Матта под руки, провели его по коридору и втолкнули в полутемную комнату, совсем не похожую на больничную палату. Она была уставлена изящной мебелью, стены увешаны красивыми картинами, полы устланы мягкими роскошными коврами. В дальнем конце, у высокого окна, на небольшом столике красного дерева стояли чайник, чашки и серебряное блюдо с печеньем.
Рядом со столиком на больничной койке лежал Эль-Патрон. На вид он был совсем слаб, лишь в черных как уголь глазах все еще теплилась непримиримая искорка жизни. Вопреки всему Матт невольно почувствовал прилив симпатии к этому страшному человеку.
— Подойди поближе, ми вида,— прошелестел старческий голос.
Матт приблизился. В тенях скрывались охранники, а в ослепительно ярком луче света, падавшем между тяжелых штор, стояла Селия. Матт внутренне сжался, приготовившись к тяжелой сцене, но глаза женщины были сухи и суровы.
— Сядь, ми вида,— сказал Эль-Патрон, кивком указывая на кресло у стола. Матт сел.— Насколько я помню, ты любишь печенье.
«Любил, когда мне было шесть лет»,— подумал Матт. Что здесь происходит?!
— Тебе что, кошка язык откусила? — спросил старик.— Совсем как тогда, когда мы встретились в первый раз? Когда Селия спасла тебя, вытащив из птичьего помета...
Он улыбнулся. Матт — нет. Особо радоваться было нечему.
— Ну да ладно,—вздохнул Эль-Патрон.— Под конец всегда так. Мои клоны забывают о тех чудесных годах, что я им даровал, о подарках, о развлечениях, о вкусной еде... Знаешь, а я ведь не обязан был о тебе заботиться.
Матт смотрел прямо перед собой. Он хотел заговорить, но от ужаса перехватило дыхание.
— Если бы я был Макгрегором — он хороший фермер, но мерзкий человек,— я бы позволил разрушить тебе мозг сразу после рождения. Но вместо этого мне захотелось дать тебе счастливое детство, которого не было у меня. Мне приходилось валяться в ногах у ранчеро, владевшего землей моих родителей, за каждый жалкий мешок зерна.
Селия не вымолвила ни слова. Стояла будто каменная.
— Но раз в год все менялось,— шептал Эль-Патрон.— На Пятое мая ранчеро, владевший нашей деревней, устраивал большой праздник. Однажды мы с моими братьями пошли посмотреть. Мама взяла моих сестренок. Одну она несла на руках, а другая держалась за ее юбку и шла сзади.
Матт знал эту историю наизусть и, услышав ее снова, чуть не закричал. Эль-Патрон соскользнул в нее, будто ослик в натоптанную колею. А начав рассказ, он не мог остановиться, пока не дойдет до конца.
Старик вспоминал пыльные поля и лиловые горы Дуранго. Его яростные черные глаза были устремлены вдаль, за пределы больничной палаты: они видели ручей, который два месяца в году бушевал водой, а в остальное время русло было сухим, как порох.
— Во время парада мэр нашей деревни, наряженный в роскошный мундир, черный с серебром, выехал на белом коне и стал кидать в толпу монетки. Мы, как шальные, бросались на них, катались в грязи, будто свиньи! Так нам нужны были деньги! Мы были бедны как церковные крысы, без гроша в кармане. Потом ранчеро закатил пир на весь мир. Мы могли есть сколько влезет, а простым людям нечасто выпадает такое везение. Животы у нас с голодухи так усохли, что даже горошинки перца проскакивали туда только одна за другой, по очереди. На том пиру мои сестренки подхватили тиф. Они умерли в один и тот же час. Какие же они были маленькие! Не доставали до подоконника — даже если встанут на цыпочки.
Палату затопила мертвая тишина. Лишь где-то вдалеке, на крыше больницы, нежно ворковала голубка.
«Не будет,— слышалось Матту в ее ворковании.— Не будет. Не будет».
— Потом умерли мои братья — все пятеро,— продолжал Эль-Патрон.— Двое утонули, у одного прорвался аппендицит, а у нас не было денег на врача. Двоих последних насмерть забила полиция. Нас было восемь, а до взрослого возраста дожил я один. Так разве я не обязан прожить жизнь за них всех? — спросил Эль-Патрон так громко, что Матт от неожиданности вздрогнул.
Рассказ закончился совсем не так, как он ожидал.
— Нас было восемь,— повторил старик.— И все должны были вырасти, но остался один я. Так что я должен прожить жизнь за них. Должен восстановить справедливость!
Матт хотел встать, но телохранитель толкнул его обратно.
— Справедливость? — произнесла Селия.
Это было первое слово, сорвавшееся с ее губ.
— Ты же знаешь, как это было,— едва слышно прошептал Эль-Патрон. После неожиданного всплеска энергии силы вновь покинули его.— Ты ведь родом из той же деревни...
— Ты уже прожил много жизней,— сказала Селия.— Они тысячами похоронены под твоими маковыми полями.