Дом Скорпиона

— Вы, гм, не понимаете, — сказал Тон-Тон. — Хорхе увидел меня на той стороне границы. Там был Фермерский Патруль и, гм, собаки, большие рыжие псы, гм, с громадными зубищами. Они делали всё, что скажет Фермерский Патруль, а Фермерский Патруль велел им, гм, сожрать меня. — При этом воспоминании Тон-Тон содрогнулся. — Хорхе перешел через границу и пристрелил их. Из-за этого ему крупно влетело. Он, гм, спас мне жизнь, и я у него в долгу.

— Это Хорхе сказал тебе не искать бабушку? — спросил Матт.

— Он сказал, что я прирожденный Хранитель. Сказал, что у Хранителей нет семей, они привязаны только друг к другу, и это лучше, потому что семьи рано или поздно бросают тебя.

— Но твоя абуэлита, наверное, плакала, когда ты не пришел домой, — сказал Фиделито.

— Я не могу вернуться домой, бестолочь! — заорал Тон-Тон. — Если бы не Хорхе, я был бы в животе у собак!

— Хватит, Фиделито, — сказал малышу Матт. — На сегодня мы выпололи достаточно сорняков. — Он принялся расспрашивать Тон-Тона о Сан-Луисе, и Тон-Тон охотно отвечал. Чем дольше он говорил, тем меньше заикался. Его хмурое лицо разгладилось. Он стал казаться намного моложе и веселее.

Тон-Тон описывал город так подробно, будто у него перед глазами была разложена топографическая карта. Он вспоминал каждую мелочь — олеандровый куст с нежно-розовыми цветами, саманную[57] стену, скрытую за акациями паловерде, фонтан, журчащий в мраморном бассейне. Он словно ходил по улицам с фотоаппаратом. И постепенно расслабился настолько, что заговорил о своих маме и папе. Они жили в большом доме, где было много дядюшек и тетушек, братьев и сестер, а заправляла всем старенькая абуэлита. И, несмотря на бедность, они были счастливы.

Покончив с рассказом, Тон-Тон сладко потянулся, как будто съел вкусный обед.

— Я, гм, никому не расскажу, почему мы опоздали, — сказал он. — Скажу, гм, комбайн поломался. — Он даже разрешил Фиделито почти всю дорогу ехать с ним на комбайне и спустил малыша на землю только тогда, когда вдали показался корпус Хранителей.

— Ничего не понимаю, — задумчиво говорил Чачо — они с Маттом шагали сбоку от отчаянно грохочущего комбайна, подальше от шлейфа пыли. — Ты словно включил свет у него в голове. Я и не думал, что Тон-Тон такой толковый.

Матт улыбнулся, радуясь, что не ошибся в парне.

— Селия говорила, что медлительные люди просто присматриваются внимательнее.

— Кто такая Селия?

Матт чуть не поперхнулся. Он тщательно избегал любых расспросов о своей жизни до прибытия в Ацтлан. Слушая воспоминания Тон-Тона, он несколько ослабил бдительность.

— Селия… это… моя… моя м-мама.

И это было правдой. На протяжении многих лет она упорно твердила ему, чтобы он не называл ее матерью. Однако никто не заботился о нём так, как она. Никто не защищал, не любил его так, кроме, разве что, Тэма Лина… Потому что Тэм Лин был ему как отец.

Воспоминания, тщательно подавляемые, внезапно нахлынули с новой, оглушающей силой. Матт приучил себя не думать о Селии и Тэме Лине. Это было слишком больно! Но теперь он ничего не мог с собой поделать. Он сел на корточки, по лицу его потекли слезы.

Чтобы не разреветься вслух, окончательно не опозориться перед Чачо, ему пришлось стиснуть зубы покрепче.

Но Чачо всё понял.

— И кто только меня за язык тянул! — сказал он, опускаясь на землю рядом с Маттом. — О таких вещах не стоит спрашивать, пока человек сам не готов рассказать. Черт, да я в первые недели чуть глаза себе не выплакал…

— Тебе плохо? — издалека, с креветочного комбайна, послышался голос Фиделито.

— Конечно, плохо, — ответил Чачо за Матта. — Кому угодно станет плохо, если съесть пригоршню сырых креветок. — И он прикрыл Матта от чужих глаз, пока тот не справился с подступившими к горлу рыданиями.

32 Разоблачение

В тот вечер Хорхе, обладавший инстинктивным чутьем на людскую слабость, снова налетел на Матта. Он требовал, чтобы мальчик признавался во всё новых и новых преступлениях, и вскоре Матт начал повторяться. Он говорил, не задумываясь над собственными словами.

Матт был какой-то отрешенный. Его разум странным образом перенесся в особняк Эль Патрона. Он был в квартире Селии — с минуты на минуту она могла позвать его обедать, а пока он сидел с Тэмом Лином в гостиной. Эта иллюзия причиняла боль, но всё же была куда лучше его теперешней жизни.

— Если аристократ не желает слушать, — вкрадчиво произнес Хорхе, — я потолкую с его лакеем.

Матт очнулся от забытья и увидел, что Хорхе вытащил Фиделито на середину комнаты. Малыш побледнел от страха.

— Ты сегодня плохо себя вел, правда? — промурлыкал Хорхе.

— Не очень плохо, — пролепетал Фиделито, покосившись на шкаф с тростями.

— Это уж мне судить, верно? — сказал Хранитель.

— Верно, — согласился Фиделито.

Матт понимал, что перед ним разыгрывается очень важная сцена. Он попытался сосредоточиться, но мысли то и дело переносили его в квартиру Селии.