Дом сестер

Врач, не спавший уже сорок восемь часов и выглядевший так, что его в любой момент можно было положить рядом с пациентами, лишь посмотрел на нее беспомощным взглядом.

— Ничего не поделаешь. Им придется остаться на улице и как-то пережить это. Молитесь, чтобы не начался дождь.

Всю первую половину дня Фрэнсис помогала чем могла, но в какой-то момент подумала: «У меня больше нет сил. Мне нужно отдохнуть. Совсем немного. Я не могу больше видеть, как кто-то страдает и умирает. Я этого не вынесу».

Она ушла и бродила среди осенних полей, оставив позади фронт и погибших, но была не в состоянии даже на секунду забыть об этом. Где-то вдали все еще раздавался грохот орудий. Вокруг Фрэнсис видела лишь несколько убранных полей; большинство же пашен не были возделаны и заросли сорняками. Мужчины в основном ушли на фронт, а оставшиеся в деревнях женщины были не в состоянии в одиночку справиться с этой работой. Все выглядело запущенным. На одном из лугов ржавел брошенный плуг. Была ли жива лошадь, которая тянула его?

Воздух был чист и прозрачен, и Фрэнсис, возвращаясь, почувствовала себя немного лучше.

Перед амбаром царил хаос из невообразимого количества раненых солдат, санитаров и медсестер. Кто-то выкрикивал неразборчивые распоряжения, на которые никто не обращал внимания. Порядок размещения распался, и из-за этого исчезли проходы, по которым можно было передвигаться. Вспомогательный персонал был вынужден самостоятельно прокладывать себе дорогу — и застревал всякий раз в местах, где было трудно пройти. В общей суматохе у двух санитаров с носилок соскользнул солдат; теперь он тихо умирал в пыли вытоптанной поляны. Молоденькая медсестра, прозрачная как призрак и на вид совершенно изможденная, внезапно упала на землю вниз белым как мел лицом и осталась неподвижно лежать. Всюду пахло хлороформом. Один солдат с деревянной ногой бродил между ранеными и кричал, что продает свежие мидии; разумеется, ему нечего было предложить, и он просто протягивал каждому свою пустую руку, на которой не было трех пальцев.

Чуть в стороне от этой суматохи на пеньке сидел Джордж и курил сигарету. Казалось, он был совершенно безучастен ко всему происходящему вокруг. Создавалось впечатление, что он ничего не слышит и ничего не видит. Джордж был погружен в самого себя и производил впечатление человека, который ведет внутренний диалог. Точно так же он мог бы сидеть одиноко где-нибудь в лесу, у какого-нибудь ручья или на лугу в Уэнслидейл. Невообразимым образом рядом не было вездесущей Элис.

Фрэнсис подошла к нему.

— Джордж!

Он поднял на нее глаза без особого интереса.

— А, это ты… Я думал, что Элис уже проснулась.

— Неужели она наконец-то отправилась спать?

— У нее уже не было сил. Она пошла к себе и хотела через час вернуться.

— Если Элис заснет, — сказала Фрэнсис, — то до вечера не проснется. Она совершенно измотана.

Она в нерешительности остановилась и подождала, пока Джордж предложит ей сесть рядом с ним. Но он больше не обращал на нее внимания и продолжал молча курить. Тогда Фрэнсис просто села на корточки в траву возле его ног. Трава была еще теплой и сухой от дневного солнца. Еще пара часов, и настанут сумерки — первый предвестник темного осеннего вечера, который принесет с собой холодный воздух и влагу, поднимающуюся с земли. Это еще больше обострит критическую ситуацию для раненых, которые лежат под открытым небом и борются со смертью.

— Как ты себя чувствуешь, Джордж? — спросила Фрэнсис.

Он проследил взглядом след от дыма своей сигареты. Затем ответил:

— Вполне прилично, спасибо.

Это был тот ответ, который Джордж постоянно давал на вопрос о его самочувствии. Потом он осознал, что Фрэнсис сидит на траве.

— Извини, — сказал он и с трудом попытался встать. Тело не хотело его слушаться. — Садись на мое…

Она мягко усадила его назад.

— Сиди. У меня сейчас более здоровые кости.

Он остался на месте.

— Хочешь курить?

— А у тебя есть?

Джордж, кивнув, достал из кармана пиджака помятую сигарету и раздавленный коробок спичек.

— Элис достала. Не знаю, как она это делает, но у нее каждый день есть для меня что-то особенное.

— Она любит тебя, я поняла это за последнее время. Возможно, она сама это осознала лишь тогда, когда от тебя в течение нескольких недель не было никаких известий. Она действительно испугалась.

— Элис никогда не хотела быть со мной, — сказал Джордж, но это прозвучало ни обиженно, ни печально. Признание, совершенно лишенное эмоций.

Он поднес Фрэнсис огонь, и та с наслаждением сделала длинную затяжку, преодолев угрызения совести из-за того, что лишила Джорджа такой ценности. Может быть, это было и неприлично, но она натосковалась по дурманящему действию никотина. Она не смогла бы от этого отказаться.

И ей действительно сразу стало лучше. Она расслабилась — и внутренне отстранилась от происходящих вокруг событий.

— Теперь еще бы виски, — сказала она с тоской в голосе, — и мир ненадолго стал бы почти нормальным…

Джордж улыбнулся.

— Фрэнсис! Разве дама у всех на виду будет пить виски?

Она пожала плечами: