— Она не хотела ничего другого. Я помню, как однажды Фрэнсис решила, что Лора должна получить какое-то профессиональное образование и стать более самостоятельной. Она отправила ее в школу секретарей в Дарлингтон и сняла ей там комнату. Но эта затея потерпела фиаско. Лора буквально заболела от тоски по дому, и ее пришлось вернуть назад в Уэстхилл.
— Она кажется мне человеком, — задумчиво сказала Барбара, — который никогда по-настоящему не жил.
— В известной степени ты права. Ее мучили различные страхи, она не могла раскрыться. Но обо всем этом я, будучи подростком, совсем не задумывался. Лора была просто частью инвентаря фермы Уэстхилл — существо без возраста, вечно ходившее с круглыми глазами, словно увидела привидение. Она всегда была очень любезной. Впоследствии Лора получила в Лейберне образование по специальности «Домашнее хозяйство» и даже научилась очень прилично готовить. Она часто меня чем-нибудь угощала: то куском пирога, то каким-то лакомством, оставшимся от десерта. Она очень старалась во всем угождать Фрэнсис, так как постоянно жила в ужасном страхе, опасаясь, что та может ее выгнать. Я думаю, что Фрэнсис чувствовала ответственность за нее и сочувствовала ей, но подобострастность Лоры ее ужасно раздражала. Часто, теряя терпение, она срывалась на Лору, и та по нескольку дней чувствовала себя подавленной.
— Ты часто здесь бывал ребенком?
Фернан кивнул, и на его лице, которое было таким холодным в это утро, опять появилось выражение тепла.
— Очень часто. Я любил Фрэнсис Грей. В ней было столько гордости… Настоящий бойцовский характер. Она написала в своих воспоминаниях, что, будучи молодой девушкой, сидела в тюрьме с суфражетками? У нее были мужество и сила. Она выращивала лошадей и учила меня верховой езде. Иногда я здесь ночевал. Я любил этот дом. Дейлвью всегда казался мне холодным и мрачным. Там мне всегда было холодно. Да и сейчас тоже…
Именно это говорила Фрэнсис о том доме, подумала Барбара, и Виктория ощущала то же самое. Возможно, в этом что-то есть: дом, в котором просто никто не может быть счастлив…
— Когда Маргарита рассказала тебе о том… случае во время войны? — спросила она.
— Очень поздно. Когда отец уже давно умер, а я был женат. Мать умерла в семьдесят четвертом году, за шесть лет до смерти Фрэнсис Грей, хотя была значительно моложе ее. Она никогда не чувствовала себя здесь дома. И я думаю, что она так до конца и не пережила страшную смерть своего первого мужа. Брак с моим отцом был разумным решением, лучшим, что могла предпринять бедная эмигрантка. Они прекрасно ладили друг с другом, но ее сердце принадлежало погибшему мужу, а сердце отца… Он с детства любил Фрэнсис Грей — об этом даже написано в книге, — и так оставалось до самой его смерти.
Барбара кивнула.
— У матери был рак, и она знала, что ей осталось недолго. Мне был тогда тридцать один год. Я до сих пор не знаю, почему за три дня до смерти она поведала мне эту старую историю. Мать была католичкой; возможно, ей не хотелось уходить в вечность, будучи посвященной в тайну безнаказанного убийства. Может быть, ее признание было для нее своего рода исповедью… Но, несомненно, было бы лучше, если б она пригласила настоящего священника. — Он немного помолчал. — Я сказал Лоре, что мне все известно, только восемь лет спустя, — и она была в шоке от ужаса. Бедная старая перечница!.. Она наверняка никогда не подумала бы, что Маргарита откроет тайну своему никчемному сыну.
— А ты никчемный сын? — спросила Барбара.
Фернан подошел ближе.
— А как бы ты меня назвала?
— Я не так много знаю о тебе. — Она отступила на шаг. — Синтия рассказывала, что ты слишком много пьешь и жестоко обращаешься со своей женой. Та выглядела ужасно тогда, в магазине перед Рождеством. И я не знаю, соответствует ли понятие «никчемный» тому, что ты из себя представляешь.
— Подбери понятие, которое считаешь нужным.
— Несдержанный, — сказала Барбара, — вспыльчивый, брутальный…
Фернан сделал едва заметный ироничный поклон, но в его глазах появился настораживающий блеск.
— Большое спасибо за блестящую характеристику!
— Ты сам спросил.
— Но ты согласилась лечь в постель с несдержанным, вспыльчивым, брутальным мужчиной. И у меня создалось впечатление, что испытывала дьявольское наслаждение.
Барбара постаралась придать своему голосу жесткость.
— Давай не будем больше об этом говорить.
— Ага… Опять все как прежде. — Блеск в его глазах усилился. — Ты хотела бы знать, какой я тебя вижу? Тебе свойственны перфекционизм и сверхконтроль. Никто не должен заметить, сколько всего от толстой девочки, которую так часто обижали, еще в тебе таится.
— По крайней мере, я никому не причиняю вред.
— Никому. Кроме самой себя.
— Это мое дело.
Фернан взял в руку одну из ее длинных светлых прядей волос и пропустил через пальцы.