Дом сестер

Вскоре после этого она спросила себя, смогла ли сама простить Ральфа, если б неожиданно узнала, что тот уже несколько лет посещает квартал «красных фонарей» и имеет интимную связь с проституткой. Она сильно в этом сомневалась…

— Он пустил себе пулю в лоб, — продолжала мать, — его обнаружил кто-то из его детей.

После разговора с матерью Барбара чувствовала себя подавленной и удрученной. Она понимала, что не должна принимать эту историю слишком близко к сердцу. Корнблюм был одним из ее многочисленных клиентов. Дело завершено. Она сделала все, что могла — и выиграла процесс. Ей не в чем было себя упрекнуть; она не несла ответственности за «реабилитацию» своих доверителей, да и не могла ее нести. Ее работа заключалась в том, чтобы оказывать им юридическую помощь, а с частными делами они должны справляться самостоятельно. Но то, что ее мучило, не было в прямом смысле ощущением вины, а скорее являлось разочаровывающим чувством, когда кажется, что ты уже победил, а в конечном итоге победа превращается в проигрыш… Жизнь текла по ее собственным законам, и оправдательный судебный приговор мог не иметь при этом никакого значения. Так или иначе, долги рано или поздно должны быть возвращены. И Корнблюм в том числе не смог этого избежать.

Ральф, облокотившись на мойку в кухне, пытался с помощью бренди подавить свою злобу на мать. Глянув на Барбару, он сразу понял: что-то произошло.

— Что случилось?

Барбара взяла стакан и тоже налила себе бренди.

— Корнблюм застрелился. Мама только что мне рассказала. Было сообщение в газете.

Ральф на какое-то время задумался.

— Корнблюм?.. Ах, Корнблюм! Мэр, на которого хотели повесить убийство проститутки…

— Да, и обвинение было снято; но его жена, конечно же, не была в восторге от того, чем занимался ее муж. Газета предполагает, что он застрелился, поскольку его жена отказалась пойти с ним на примирение. — На какое-то время Барбара замолчала, а потом тихо добавила: — Но это ведь не причина, чтобы кончать с собой.

— Это расстроило тебя, не так ли?

— Ты знаешь, что между адвокатом и доверителем всегда возникают особые отношения. А если дела идут успешно, то при этом еще и появляется большое доверие… — Барбара задумалась. — Поначалу с Корнблюмом было очень тяжело. Он просто не хотел открываться. В нем были только страх и недоверие. Но в какой-то момент лед вдруг растаял. Даже не знаю, почему; может быть, он понял, что я действительно его единственный союзник и что смогу помочь ему только в том случае, если он будет со мной абсолютно честным… После этого открылись все шлюзы. Ведь Корнблюм годами жил в постоянном обмане, и для него это было освобождением — открыть душу. Он полностью мне доверился. Мне кажется, я смогла понять, что происходит в его душе.

— Собственно говоря, в нем было именно то, что ты презираешь. Внешне — вполне приличный, респектабельный гражданин, за которым скрывается любитель утех, способный проводить свое свободное время в борделе… Ты, как правило, испытываешь отвращение к таким людям.

— Да, это правда. Но если человек рассказывает о себе всё, ты начинаешь понимать те вещи, к которым до сего времени, может быть, относилась негативно. У него была своя история, в которой он объяснил, почему был таким, каким был.

— В любом случае, — сказал Ральф, — тебе абсолютно не в чем себя упрекнуть. Ты сделала для него все, что могла. Ему был вынесен оправдательный приговор, большего он не мог требовать. Его разрушенный брак — это уже не твоя проблема.

— Я себя ни в чем не упрекаю. Меня просто это… потрясло. Наверное, так происходит всегда, когда самоубийство совершает тот, кого ты знаешь. И в значительно большей степени, чем когда человек умирает естественной смертью. Удивительно, насколько велико, насколько непреодолимо должно быть то отчаяние, которое его переполняло… Тебе не кажется?

Ральф задумчиво посмотрел на нее; как всегда, в его взгляде была та нежность, которая заставляла ее чувствовать свою вину.

— Наверняка, — ответил он.

Некоторое время они молчали, потом Барбара неожиданно спросила:

— Ты всегда был уверен в том, что постоянно будешь заниматься своей профессией?

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросил Ральф.

— Ну, до выхода на пенсию. Будешь ли ты всегда до этого времени работать адвокатом.

— Я не учился ничему другому.

— Можно заниматься и тем, чему не учился.

— Ей-богу, не понимаю, к чему ты клонишь. — Он казался обеспокоенным. — Я имею в виду — именно ты. Для тебя ведь твоя профессия — это сама жизнь. Для тебя нет ничего более важного. Поэтому я никогда не думал, что такой вопрос, который ты задала, вообще может возникнуть в твоей голове.

— Иногда моя профессия просто действует мне на нервы, — сказала Барбара.

И в следующий момент, к своему собственному ужасу, разрыдалась.

В теплой, уютной постели она постепенно успокоилась, но чувство подавленности осталось. Барбара пролила целые потоки слез, она всхлипывала и дрожала. Ральф чувствовал себя совершенно беспомощным.