— А как еще я могу говорить о ней? Не требуй от меня, чтобы я подобрала для нее добрые слова. Иногда у меня создается впечатление, что она единственная из нас всех, кого устраивает, что все так обернулось!
— Виктория, я действительно разозлюсь, если ты продолжишь так говорить о Фрэнсис, — воскликнул Чарльз. Он и в самом деле казался возмущенным.
— Ты же видишь, как она все здесь взяла в свои руки, — продолжала свои нападки Виктория. — Ведет себя так, будто она здесь хозяйка… Если б не умерла мама, если б Джордж не… не стал таким странным, то ей это никогда не удалось бы. Она определяет все, что здесь происходит. Самовольно снизила аренду, чтобы фермеры остались здесь… Снизила почти наполовину! Мне непонятно, почему ты ей это позволяешь!
— По той самой причине, которую ты только что сама озвучила: чтобы фермеры и рабочие здесь остались. Иначе мы не сможем вести дела.
— Она покупает овец. Коров. Лошадей. Ездит по рынкам и торгуется с продавцами как простая крестьянка. Это просто неприлично. Научилась водить машину и теперь колесит по округе. Она должна думать о том, из какой она семьи! Она унижает всех нас своим поведением!
Старое кожаное кресло у камина заскрипело — Чарльз, должно быть, опять сел.
— Мне давно пришлось бы продать Уэстхилл, если б она так много не работала. Я не смог бы один с этим справиться. Она обеспечила мне спокойную старость в доме, в котором мы с Морин были счастливы. И за это я должен быть ей благодарен.
«За это я должен быть ей благодарен…» Фрэнсис впилась ногтями в ладони. Неужели его холодность до сих пор осталась такой болезненной? Он все еще не простил ее, никогда не сокращал дистанцию, которая образовалась между ним и ею. Он выказывал ей вежливое признание. Большего она от него не получит.
— В любом случае это ужасно, — добавила Виктория, не будучи в силах удержаться. — Ты когда-нибудь обращал внимание на ее руки? Грубые и все в трещинах, будто она работает на поле. У нее тусклые волосы и обгоревшая на солнце кожа. Кроме того, у нее стало очень худое лицо. Из-за этого она выглядит старше своих лет.
— Оставь ее в покое. Она живет своей жизнью, а ты — своей. Если ты ее не очень любишь, то должна уйти с ее пути.
— Я это сделаю… Отец, я сейчас должна поехать домой. Скоро будет ужин. Пусть буду ужинать лишь в компании свекрови, но… — Виктория не закончила фразу.
К двери приблизились шаги. Фрэнсис молниеносно отскочила к лестнице и поднялась на несколько ступеней. Разумеется, старые доски заскрипели.
— Эй! — крикнула Виктория. — Кто там? Аделина?
Фрэнсис перегнулась через перила.
— Нет, это я. — Она наслаждалась выражением испуга, появившимся на лице сестры, но все же решила не подавать виду, что она многое слышала. — Я как раз приехала от Джорджа.
Ее голос звучал так непринужденно, что Виктория расслабилась.
— О, правда? Как у него дела?
— Судя по обстоятельствам — довольно неплохо… Добрый день, папа.
— Добрый день.
Чарльз вслед за Викторией вышел в коридор. Отец и дочь стояли рядом и смотрели наверх, на Фрэнсис. Ее задело, когда она увидела, как очаровательно опять выглядит Виктория. Она коротко постригла волосы, как делала это, когда была совсем молодой. Ее платье было чуть выше колен, из светло-зеленого муслина, с глубоким вырезом и широкой, в бело-зеленую полоску, лентой на талии, завязанной сбоку. На ногах — элегантные белые туфли. Виктория казалась очень нежной и хрупкой. Она и Чарльз с его аристократической внешностью, с серебристыми волосами и в первоклассно сшитом костюме являли собой великолепную картину. «На их фоне я, должно быть, действительно кажусь драной кошкой», — подумала Фрэнсис.
— Я как раз собралась уходить, — сказала Виктория. — Приезжай как-нибудь к нам в Дейлвью. — Это прозвучало вежливо, но без капли искренности.
— Хорошо, как-нибудь, — ответила Фрэнсис так же ни к чему не обязывающей фразой и повернулась к Чарльзу: — Отец, не жди меня к ужину. Мне нужно еще раз уехать.
— Куда же? — спросила Виктория.
— У нас новый арендатор. Нужно обсудить с ним пару вопросов.
Виктория ничего на это не ответила и, сопровождаемая отцом, вышла из дома. Фрэнсис побежала наверх, в свою комнату, чтобы переодеться. Она и так потеряла слишком много времени, и ей нужно было спешить.
Спустя полчаса она припарковала свой автомобиль рядом с небольшим каменным домом. Он стоял на возвышенности, примыкавшей к лесу позади усадьбы Дейлвью, и являлся частью поместья. Дом был старый; вблизи можно было заметить, что повсюду между камнями вылезла глина и вместо нее в щелях проросли мох и лишайник. В крыше в некоторых местах зияли прорехи. Дому было примерно лет сто пятьдесят, и он слишком долго подвергался воздействию суровых ветров, которые особенно часто бушевали над плоскогорьем весной и осенью. Здесь, наверху, было мрачно и неуютно, и неудивительно, что уже давно никто не хотел жить в этом доме.