Дом сестер

— Я только что еще раз разговаривала с Джорджем, — ответила Элис. — Все это не имеет смысла. Я для него чужой человек. Он не помнит ничего из того, что было раньше, или не хочет помнить. Я больше не верю в то, что что-то может измениться.

Фрэнсис тоже не верила.

— Он живет в своем собственном мире; это помогает ему уйти от воспоминаний.

— Иногда я спрашиваю себя, был бы у меня шанс, если б ты тогда с ним не уехала. Шанс пробиться к нему…

— Элис…

Было бессмысленно в сотый раз начинать этот разговор. Элис спорила, плакала и кричала. То, что она в один прекрасный момент бросила бороться, было вызвано ее нервным истощением и депрессией, в которой она жила годами. Та прежняя Элис — Фрэнсис это знала — выцарапала бы ей глаза и пустила бы в ход все средства, чтобы вернуть Джорджа в Лондон. Теперешняя Элис переехала в Северную Англию, чтобы быть рядом с ним, и примирилась со своей бывшей подругой, чтобы хоть что-то получить из того, что она давно потеряла: близость и расположение Джорджа.

Даже сейчас Элис ограничилась коротким замечанием, избегая дальнейших упреков и обвинений.

— Я хочу уехать как можно скорее, — сказала она.

— Тогда тебе придется опять искать квартиру.

— Я что-нибудь найду. На первых порах, наверное, смогу пристроиться у Хью Селли, а там уже что-то подыскивать.

Хью Селли, комендант…

— Я бы не стала этого делать, — предостерегла ее Фрэнсис. — Он сразу этим воспользуется. И не думай, что когда-нибудь он откажется от своих намерений.

Они остановились перед маленьким отелем в конце набережной в Скарборо. Грязные окна, поблекшие шторы, отслоившаяся голубая штукатурка. Несколько женщин, стоявшие и болтавшие у входа, прервали разговор и с нескрываемым любопытством стали пристально рассматривать автомобиль и его пассажиров.

— Да ладно… — проговорила Элис и уже хотела открыть дверь.

Фрэнсис задержала дыхание.

— Попробуй все же немного больше думать о себе, — попросила она. — Ты всегда была такой сильной… Ты ни в ком не нуждалась. Даже Джордж в течение многих лет тебе был не нужен.

Элис улыбнулась.

— Я знаю, Фрэнсис, что ты имеешь в виду. Что я несу заслуженное наказание. Когда Джордж за меня боролся, у меня в голове была сотня других вещей, более важных для меня на тот момент. А теперь, когда я чувствую себя у последней черты и брошенной всеми и когда нуждаюсь в нем, — его больше нет рядом. Если б он отвернулся от меня со злости или из-за уязвленной гордости, я смогла бы его вернуть. Я смогла бы все ему объяснить. Но он болен. Я могла бы сделать то, что хочу, — но никогда больше не смогу до него достучаться. Судьба может быть такой коварной, ты не находишь? Она готовит нам такие повороты, которые невозможно рассчитать.

— Да, — тихо сказала Фрэнсис, — иногда все действительно идет очень странно.

Они помолчали. Женщины у входа еще глазели на них.

— Если ты в следующее воскресенье опять поедешь к Джорджу, передавай ему от меня привет, — попросила Элис и вышла из машины.

— Конечно. И, Элис, — ты не должна себя недооценивать. Ты не всегда будешь чувствовать себя слабой и одинокой, ты опять встанешь на ноги. Сама. Не связывайся с недостойным человеком.

Элис кивнула. Фрэнсис посмотрела ей вслед — и лишь с трудом удержалась от желания показать глазеющим теткам язык.

Она услышала голос своей сестры еще у двери. Тот, как всегда, был жалобным и плаксивым. Уже некоторое время в нем слышалась резкая нотка, которой раньше не было и которая выдавала нервный надрыв и хроническое недовольство.

— Он обращается со мной хуже, чем с собакой. Ни одного дружеского слова, ни единого проявления нежности… И он так быстро раздражается… Иногда я по-настоящему начинаю его бояться.

— Но ведь он не применяет насилие? — спрашивал Чарльз, уставший, как всегда, но проявлявший озабоченность. Виктория была человеком, который все еще мог пробуждать в нем сильные эмоции.

— Нет, до этого не дошло, — подтвердила Виктория и через некоторое время важно добавила: — Пока не дошло.

Фрэнсис, стоя в прихожей, презрительно скривила рот.

Ох уж это вечное истеричное жеманство ее сестры! В последние годы она превратилась в женщину, постоянно ищущую сочувствия. Ее проблемы в браке были прекрасным поводом для того, чтобы повсюду вызывать жалость к себе, и, по мнению Фрэнсис, она слишком перегибала палку.

Как будто Джон действительно мог поднять на нее руку! Она действовала ему на нервы, и только, и он просто прибегал к грубому поведению, чтобы держать ее на расстоянии. Но это было бесполезно. Чем холоднее он с ней обращался, тем больше она к нему липла — и без конца ревела.

— Хорошо, дорогая, чем я могу тебе помочь? — воскликнул Чарльз.

Теперь настала его очередь выслушивать ее причитания. Фрэнсис почувствовала в его голосе печаль, и в ней опять закипела злоба.