Дом с семью шпилями

— Вы говорите загадками, сэр, — сказала Фиби, вопросительно глядя на судью. — В доме нет никакого ужасного гостя, кроме бедного, кроткого, похожего на ребенка, человека, должно быть, брата кузины Гепзибы. Боюсь только — и вы это должны знать лучше меня, сэр, — что он не в полном рассудке, но с виду настолько кроток и спокоен, что мать могла бы оставить с ним своего ребенка. Ему ли меня тревожить! О, нет, ничуть!

— Я очень рад слышать такой приятный отзыв о моем кузене Клиффорде, — сказал благосклонный судья. — Много лет тому назад, когда мы оба были мальчишками, а потом и молодыми людьми, я был очень к нему привязан и до сих пор испытываю к нему участие и интересуюсь всем, что его касается. Вы говорите, кузина Фиби, что он, по-видимому, слаб рассудком. Да дарует ему небо по крайней мере столько ума, чтобы раскаяться в своих прошлых грехах!

— Я думаю, никто, — заметила Фиби, — не имеет так мало причин для раскаяния, как он.

— Возможно ли, моя милая, — произнес судья с сострадательным видом, — что вы никогда не слышали о Клиффорде Пинчоне? Что вам вовсе неизвестна его история? Впрочем, тем лучше. Это показывает, что ваша мать имела надлежащее почтение к дому, с которым она была соединена узами родства. Думайте как можно лучше об этом несчастном человеке и надейтесь на лучшее! Это правило, которого мы всегда должны придерживаться в своих суждениях друг о друге, а в особенности нужно соблюдать его в кругу близких родных. Но где же Клиффорд? В гостиной? Я хочу видеть, в каком он состоянии.

— Может быть, мне лучше позвать мою кузину Гепзибу, сэр? — предложила Фиби, не зная, должна ли она преградить вход в дом столь нежному родственнику. — Ее брат уснул после завтрака, и я уверена, что ей будет неприятно, если его разбудят. Позвольте, сэр, предупредить ее.

Но судья обнаружил твердую решимость войти без доклада, и когда Фиби, с живостью человека, движения которого бессознательно повинуются мыслям, встала у него на пути, то он без всяких церемоний отодвинул ее в сторону.

— Нет-нет, мисс Фиби! — сказал он грозно и нахмурил брови. — Останьтесь здесь! Я знаю дом, знаю мою кузину Гепзибу, а также ее брата, и потому моей маленькой деревенской кузине не следует докладывать обо мне!

В последних словах судьи мало-помалу обнаруживались признаки перехода от внезапной жесткости к прежней благосклонности обращения.

— Я здесь дома, Фиби, — уже спокойнее продолжал он. — Не забывайте этого, а вы особа посторонняя. Поэтому я без всяких предисловий пойду к Клиффорду и заверю его и Гепзибу в своих дружеских к ним чувствах. Им нужно услышать из моих собственных уст, как искренно я желаю служить им. А, да вот и сама Гепзиба!

В самом деле, мисс Пинчон показалась на пороге лавочки. Она услышала голос судьи из внутренней комнаты, где сидела, охраняя сон своего брата. Гепзиба явилась защищать вход в дом с таким же страшным видом, как дракон, который сторожит спящую красавицу. Обычно нахмуренный взгляд ее на сей раз был так свиреп, что становилось ясно: сейчас это отнюдь не от близорукости. Итак, она устремила на судью Пинчона этот полный антипатии взгляд, который должен был если не испугать, то по крайней мере заставить его смешаться; после чего сделала предостерегающий жест рукой и остановилась в дверях, выпрямившись во весь рост. Но мы должны выдать секрет Гепзибы и признаться, что ее врожденная боязливость проявлялась и теперь, в заметном трепете, который — это чувствовала она сама — приводил каждый сустав в ее теле в несогласие с другими.

Может быть, судья знал, как мало истинной смелости скрывается под наружностью Гепзибы. Во всяком случае, будучи джентльменом с крепкими нервами, он быстро оправился и не замедлил подойти к своей кузине с протянутой рукой и с улыбкой до того сияющей и знойной, что если бы она была хоть вполовину так тепла, как казалась, то виноградные грозди сразу созрели бы под ее действием. Судья, кажется, намерен был растопить Гепзибу на месте, как будто это была статуя из желтого воска.

— Гепзиба, возлюбленная моя кузина, я в восхищении! — воскликнул он с сильнейшим чувством. — Теперь, по крайней мере, вам есть ради чего жить. Да и все мы, ваши друзья и родные, теперь имеем новую цель в жизни. Я не хотел терять ни минуты и поспешил сюда предложить вам свои услуги. Я готов пожертвовать чем угодно, лишь бы Клиффорду было хорошо. Он принадлежит всем нам. Я знаю, как ему это нужно — ему всегда это было нужно при его тонком вкусе и любви к прекрасному. Всем, что у меня есть в доме — картинами, книгами, вином, лучшими кушаньями, — всем этим он может располагать. Мне бы доставило величайшее удовольствие свидание с ним. Могу ли я пойти к нему тотчас?

— Нет, — отрывисто бросила Гепзиба: голос ее так дрожал, что она не решалась произнести длинную фразу. — Он не может принимать посетителей!