Тогда Лера открыла задний форзац, аккуратно оторвала от внутренней стороны переплета лист бумаги, слегка отодвинула его. Из образовавшегося кармана показался зеленый уголок. Лера потянула за него, постепенно вытащив все содержимое кармана: небольшой кусок карты, на ней неровным почерком написанные слова «окно 8-ка», «прямо» и цифра «семнадцать».
— Это что может означать? — жарко сопела в ухо родственница.
Лерка развернула обрывок карты: названия нет. По левому краю — голубая полоса то ли реки, то ли еще какого водоема. Вдоль нее — широкая лента возвышенности, пунктир проселочной дороги. Ровные квадратики полей и лесополосы. В центре обрывка — белый значок в виде греческой колонны и рядом крестики.
— Не знаешь, что это может быть за местность? Ты ж вроде здесь выросла.
Гаша осторожно взяла типографский листок из ее рук, внимательно его повернула по часовой стрелке так, чтобы голубая линия оказалась сверху.
— Ты, знаешь, это похоже на наш Город, — пока еще не уверенно начала она. Но чем больше приглядывалась, тем более убежденным становился ее голос. — Вот эта голубая линия — бухта, возвышенность вдоль моря — сопки, за ними дорога на Краснодар, во времена дедушки, она, наверно, еще строилась или не была такой большой.
— А греческая колонна и кресты в центре? Кладбище, что ли?
Гаша медленно кивнула:
— Это Развалины часовни, а рядом с ней, действительно, старое кладбище. Дореволюционное еще.
— «Окно восьмерка» тебе ни о чем, случайно не говорят? — наудачу спросила Лера, но встретила только изумленный взгляд. — Понятно. Надо на развалины эти идти посмотреть.
Гаша вытаращила глаза:
— СЕЙЧАС?! Давай завтра, ночь на дворе же…
Лерка агрессивно кивнула:
— Нет, конечно, не сейчас. Твоему брату нужна помощь, его умерший дед за мной несколько дней ходит, все что-то с этой картой сказать хочет, но это все — фигня — ведь Гаша сказала «завтра».
— К-какой дед за тобой ходит? — икнула родственница.
— Вот этот! — и Лера снова открыла страницу с фотографией деда Назара.
— Не может этого быть, он умер давно…
— Когда давно?
— Года два как…
— Ты на похоронах была? — Гаша кивнула. — В чем его хоронили, помнишь?
Гаша открыла было рот, но Лерка ее опередила:
— Светлая льняная рубашка. Новая. Воротник никак не застегивался, с трудом пуговицу застегнули. Она ему жмет до сих пор.
Гаша еще шире рот открыла от удивления:
— Гаша, рот закрой, ей-Богу! Я медиум, слыхала о таком? Ну, вот, ко мне иногда приходят разные люди…
— Призраки?
— Нет, именно люди. Усопшие, не завершившие свои дела. Или вот как твой дедушка, чтобы предупредить об опасности, помочь. Они всегда рядом с вами, берегут, как могут. Да что там! Они душу готовы отдать за то, чтоб у вас, здесь, все нормально было! Вы же их продолжение, их плоть, их кровь! Их надежда на возрождение! Эту связь не разорвать просто так. И сказать своему предку «давай, завтра, дед, я сегодня не хочу» — она замолчала, подбирая слово, — не правильно.
Она схватила из шкафа рубашку с длинным рукавом, раздраженно одела ее поверх сарафана и направилась к выходу:
— Ну, что ты идешь со мной на развалины или здесь остаешься?
Гаша заторопилась за ней.
Когда они вышли во двор, было уже совсем темно.
Стремительно надвигалась южная ночь. Небо, несколько минут назад розовевшее в вышине, быстро гасло, погружая приморский городок в ароматную мглу, чернильную и непроглядную, сквозь которую размеренным дыханием спящего гиганта доносился шум прибоя и соленая свежесть его дыхания.
Лера уверенно шла в сторону темнеющих на звездном небе развалин. Гаша шумно сопела рядом, то и дело спотыкаясь о камни и неровности старого асфальта.
Дед Назар, Лерка чувствовала это, шел следом, раз за разом невидимо подхватывая неумелую внучку. Но та не замечала, усиленно размышляя.
— Гаша, а полное имя у тебя какое? Или это прозвище? — решила разрядить обстановку Лера.
— Какое прозвище? Агафья я. В честь бабушки назвали.
Лерка улыбнулась. Агафья. Вот и не догадаешься же, до чего мы отвыкли от старых имен.
— Можно тоже вопрос, личный? — прищурилась Агафья.
— Валяй, — Лерка легко перепрыгнула через неширокую канавку, из которой после вчерашнего дождя еще тянуло сыростью.
Гаша сопела рядом, догоняя.
— Вот твоя мама сказала, что тебе нужно нервы подлечить. Она не сказала «Моя дочь видит мертвых», так? — Лерка кивнула, уже догадываясь, в какую сторону тянется разговор. — Она, что же, не в курсе?
Лерка задумалась.
— Да, нет, не то что бы, — неуверенно начала она. — Знаешь, люди ведь очень по-разному реагируют на таких людей как я…
— Агрессивно? — предположила Гаша.
Лера кивнула.
— Иногда. Но чаще просто не верят. Считают шарлатанством.
Гаша обогнала ее так, повернулась к дороге спиной так, чтобы видеть лицо странной родственницы.
— Тебя это задевает, да? Ну, что тебя воспринимают лгуньей?
Лерка невесело ухмыльнулась:
— А то… Поэтому и помалкиваю о том, что вижу.
Гаша замолчала. Она так и шла спиной к дороге, неуклюже переставляя ноги, а в глазах мелькал невысказанный вопрос. Лерка ждала.
— Лер…
— М-м-м.