Как-то проведя совещание по поводу повышения эффективности кружков вышивания, он, распустив народ, и с наслаждением, в тишине кабинета, выпил стакан чая с лимоном, закусив колбасками копчеными «Трюфелье от колбасье». С названием могу и ошибиться. Сам не ел такого, со слов пишу. С этих колбасье все и началось. А точнее с обертки красочной в которую колбаски эти упакованы были. Акакий ножичком аккуратно обертку снял, в салфетку завернул и в карман пиджака убрал, чтобы потом в туалете в унитаз спустить. Понятное дело, не в корзину же для бумаг такой компромат выбрасывать. А когда чай в нем дошел до конечной точки назначения, пошел Акакий в туалет. И пока возился там с ремнем и штанами, обертка эта колбасная и выпади на пол. А тут как всегда не вовремя позвонили и пригласили срочно идти фонды распределять. Акакий засуетился и забыл про выпавшую бумажку. И, как водится, в таких случаях, в тоже самое время зашел в туалет, в соседнюю кабинку, один из его подчиненных.
– Опаньки, – сказал подчиненный, поднимая и разворачивая салфетку. Он, конечно, узнал, по кряхтенью за перегородкой своего начальника. – Как же вам не стыдно Акакий Иванович жрать, что чуждо народу и уничтожению подлежит. – Подумал подчиненный и, дождавшись, когда Акакий покинет туалет, вышел наружу и еще раз внимательно рассмотрел колбасную обертку, проверяя ее на свет и даже попробовав на зуб:
– Точно не наша, – радостно подытожил он и, спрятав обертку в боковой карман покинул туалет.
Вечером, к концу рабочего дня, когда Акакий заказал секретарше еще стаканчик чая с лимоном, а сам, достав из холодильника баночку не наших сардинок и аккуратно поддевая рыбьи тушки вилочкой, стал раскладывать их на тонкие ломтики хлеба, в кабинет без стука зашли трое в серых одинаковых костюмах.
– Ну что, уничтожаем запрещенные продукты, – презрительно спросил один из вошедших.
– Уничтожаем, – автоматически повторил Акакий и сильно заморгал.
– Придется пройти с нами. Вот ордер на арест, – помахал бумажкой перед Акакием один из вошедших, в то время как двое других, начали выгребать из холодильника и тумбочки, коробочки и баночки с деликатесами, бутылки с ликерами, жестянки с кофе и конфетами. А в конце, извлекли из-под дивана большую упаковку импортных презервативов.
– С презервативами, пожалуй, лет на пять потянет, – рассматривая упаковку, задумчиво произнес главный.
–Это не мои, – срывающимся голосом произнес Акакий.
– Следователю теперь все расскажите. Чьи, где взяли, у кого еще такое есть, – пряча одну пачку презервативов в карман, закончил главный, – Все, поехали, – и они, ловко подхватив Акакия под руки, вышли с ним из кабинета.
Через пару часов Акакий уже сидел, в кабинете у следователя и, промокая платком разбитую верхнюю губу, быстро писал чистосердечное признание. Ему так не хотелось получить за эту продуктовую корзину целых пять лет, что он написал все о том, кто, что еще ел и пил из своих знакомых и друзей, и еще по совету следователя добавил несколько фамилий людей ему абсолютно не знакомых.
– Не плохо, – удовлетворенно произнес следователь, прочитав и подшивая в дело показание Акакия.
– И сколько мне теперь дадут, – умоляюще посмотрел на следователя Акакий.
– С учетом сотрудничества со следствием, дума года три.
– Три, – чуть не взвыл Акакий.
– Так кроме меня есть еще прокурор и судья. Попытайтесь с ними договориться через адвоката. Да, кстати, а кто и когда мне привезет обещанные сигары и коньяк.
– Жена. Завтра утром, привезет вам по указанному адресу.
Акакия еще для порядка продержали несколько дней в следственном изоляторе. Формально, вызывая его на допрос, следователь угощал его же сигарами и коньяком, переданных женой Акакия. На последнем допросе следователь проводил его до дверей и протянув руку, дружелюбно посоветовал,– В следующий раз ешьте осторожней.
Когда на следующий день он сидел в машине, дожидаясь отправке в суд, во двор изолятора въехало несколько огромных автозаков, из которых начали выводить и строить в шеренгу новых арестованных. Приглядевшись внимательно, Сидор стал узнавать среди них своих знакомых, на которых он давал показания следователю.
– Ничего, поделятся, откупятся. У них побольше моего продуктов будет, – беззлобно подумал он.
Прокурору с судьей пришлось отдать практически все из накопленной Акакием «запрещенки», но и этого оказалось недостаточно для освобождения. Ему все-таки дали год, правда колонии поселения в тайге, в Синеярском крае.
– Совсем обнаглели. У них аппетиты растут с каждым днем, – раздраженно высказал после заседания суда адвокат, – Раньше за ящик испанских маслин условный срок давали. А теперь только год скосить обещают.