Дом с несогласными

– Надо было сразу ее в стог тащить, а не на мотоциклетках катать, – покачала головой мать. И тут дядя Вася закрыл борт машины, которая тут же завелась, выпустив клубы сизого дыма, и проехали мимо них. И через опущенное стекло Мишка увидел слившихся в поцелуе Вальку с Толиком.

– Привет, Миш, – подошел к ним дядя Вася, протягивая Мишке руку. – Вот укатила моя дура в Камякино. Тут не могла себе тракториста, что ли найти, – и он в сердцах махнув рукой, развернулся и пошел к своему дому.

Мишка долго переживал предательство Вальки, и на него все больше морально стала давить его милицейская служба. Мало, того, что с ним практически перестали общаться деревенские, которые теперь игнорировали его, а некоторые даже не здоровались и увидев издалека, обходили стороной. Так его еще все чаще стали припахивать в районе, как самого молодого. Иногда вечером возвращаясь на мотоцикле из райцентра, проезжая мимо деревенского пруда, он с завистью наблюдал, как Сосновские пацаны, трактористы, шофера и комбайнеры, в компании пели песни, и пили самогон на берегу после трудового дня. А кое-кто и кувыркался с девчонками на свежесобранном сеновале. И его все больше тянуло к этой привычной деревенской жизни, понятной и расписанной десятилетиями по временам года. И вот один раз, после того как начальник рай милиции, приказал ему подменить в выходные другого офицера, с которым тот вместе собрался на рыбалку, Мишка не выдержал и прилюдно послал начальника на юг. А сам сел в мотоцикл, заехал по пути в магазин, набрал водки, лимонаду, разных консервов и приехал к Сосновскому пруду, просит прощенье у пацанов.

После двухдневной непрерывной пьянки, Мишка вернулся в райцентр и написал заявление на увольнение из органов. Его не стали отговаривать. Тем более, что поступил приказ о сокращение опорных пунктов правопорядка. А Мишка вернулся в родной колхоз и еще несколько лет проработал трактористом, пока не наступили новые времена. Колхозы позакрывали, а молодежь разъехалась в поисках лучшей жизни. Милицию переименовали в полицию. А вот Мишка никуда не уехал, и продолжал жить в Сосновке, перебиваясь своим хозяйством и случайными заработками. Но с тех, еще не таких уж далеких времен, за ним так и осталось прозвище Мишка-милиционер.

P.S. Мишка каждый год приезжал в город навестить родственников живущих в нашем доме, пока не женился на Люське из пятого подъезда, где и проживает с ней в настоящее время, устроившись на работу охранником в метро.

6-й подъезд, кв.117 (Запрещенка)

Акакий служил в министерстве культуры. Составлял отчеты, готовил планы, в общем делал все то, что делается чиновниками в каждом министерстве не зависимо от его названия. В результате дослужился за пятнадцать лет до начальника департамента и уже допущен был к фондам, то есть к их распределению по нижестоящим культурным организациям – библиотекам, театрам, кружкам рисования. Ни один конечно он там распределял и не главным был, но подпись свою ставил. И по статусу, конечно, имел кабинет с секретаршей, машину с водителем, всякие льготы и хорошую зарплату. Нормально жил Акакий, лишнего не позволял, но и во многом не отказывал. Страна была лесная, в смысле лес везде рос и дров много было. Дрова продавала, и на это жили, тянули всю надстройку с секретаршами, водителями и на кружки рисования что-то оставалась.

Но это было все в прошлом. А год назад, самый главный, который и фондами, и библиотеками, и чиновниками с секретаршами командовал, вдруг перессорился со всем миром и запретил ввозить в страну продукты из других, не дружественных стран, и приказал сжигать эти вражеские продукты, где только найдут. Естественно все сразу поддержали и обрадовались, что вот сейчас свой отечественный производитель как поднимется и всем нашего родного как даст по самое не хочу. Но конечно, никто не поднялся, а уж если дали, то пахнуть это начинало уже на третий день, так что собаки останавливались и начинали подозрительно принюхиваться. Основная масса привыкла это потреблять, а на запах вообще не обращала внимание. Да, очереди стали по длиннее и продавщицы понаглее. Зато не уступили, показали всем козью морду. В общем нормально все получилось, как всегда.

Тем не менее, стали как-то эти запрещенные продукты просачиваться и не к народу на стол попадать, а тем, кто повыше, тем, кто руководил и фондами распоряжался, и которые не привыкли, простите, перловку как из дробовика есть и ржавой селедкой заедать. Вот и наш Акакий, не сказать, чтобы гурманом был, но хорошее от нашего отличал, и мог себе позволить, по неофициальным канал приобретать то, что странным образом избежало печей или катка.