И едва успел отпасть на пол: полутораметровая в диаметре, крышка бочки распахнулась двумя створками, будто люк танка. Дохнуло пивным смрадом…
– Ну, наконец-то! – Из дубовой пещеры высунулась старушечья голова в седине под фирменным чепчиком. Узловатые пальцы заплясали на краю бочки. – А то ладно бы тиран – сами уже проголодались, – плотоядно облизнула ведьма сморщенные губы, неловко подведённые кровавой помадой.
Арсений придержал дёрнувшегося «чопика» Вовика.
– А это ещё кто? – подслеповато вгляделась много-многолетняя, но пенсионерка, она же уборщица, блеклым глазом в Ильича, сидящего на полу перед раскрывшейся бочкой.
– Здравствуйте, – сглотнув, кивнул ст. лейтенант, но не представился, а спросил как-то не к месту и не по делу: – Что же это вы? В гастрономе живёте и проголодались?..
– Я что, зажилась, по-твоему, чтоб тут питаться? – так же невпопад ответила старушка, захваченная врасплох.
– Хорошенькое начало, – констатировал Арсений. – Что тут вообще происходит?
– Кажется, восстание проклятьем заклеймённых, – проворчал Ильич, которому снизу было виднее.
Снизу, как известно, всегда виднее. Особенно революционную ситуацию…
Позже, в райотделе
– Что-что?.. – переспросил подполковник Камышев с мучительной гримасой переводчика с ханты на манси.
– Вы не ослышались, – криво усмехнулся Арсений. – Восстание, бунт, мятеж, как хотите. – Он помахал так и эдак рукой, предлагая шефу на выбор. – Мятеж трудового коллектива «У Иваныча». Если быть юридически точным, то по «предварительному сговору».
– И против кого они, – всё ещё не до конца уловив суть сказанного, потряс головой Виктор Сергеевич, – восстали? То есть сговорились?
– Естественно, против своего угнетателя, – пожал плечами в реглане Арсений. – И работодателя. Против хозяина супермаркета господина Варге.
– Господи, что они с ним сделали? – вздрогнул Виктор Сергеевич.
– Да ничего в общем-то, – легкомысленно отмахнулся Точилин. – Только держали взаперти, но относились к заложнику относительно. Пыток не применяли, даже кормили всё время. В чём, собственно, и состоит состав преступления.
– Какого преступления? – снова вздрогнул подполковник.
– Причинение вреда здоровью, могущее повлечь смерть, – на память процитировал Арсений УК зловещим шёпотом. – Кормили-то из тамошней кулинарии.
– Ну и что? – напрягся подполковник, всё ещё не понимая, но уже в дурном предчувствии.
– Вы что, разоблачительные передачи по телеку не смотрите? – вяло удивился старший оперуполномоченный. – Или на своем опыте испытать не доводилось? Из каких отходов они там готовые блюда лепят…
– Да, знаешь! Как-то после оливье из гастронома «Трын-трава» думал, не дождусь того Нового года, – оживился Виктор Сергеевич. – Думал, это вообще мой последний год. И тот на толчке проведу…
Но тут вдруг побледнел и, сглотнув, ошеломлённо протянул подполковник:
– А они его трое суток так? Изверги… За что ж так немилосердно?
– За что? – переспросил Арсений задумчиво. – Ну, мотиваций было у всех у них предостаточно, хоть отбавляй.
– У всех? – не сразу выговорил подполковник, немо пошевелив губами. – А много их там было?
– Ну… – пожал плечами Арсений. – Вообще-то я видел только актив…
Реалити-шоу
В сумраке огромной бочки он разглядел человек пять, инквизиторские тени которых сгрудились вокруг самой настоящей плахи, – громадной дубовой колоды, побуревшей от крови. Должно быть, принесённой сюда из мясного отдела.
Не хватало только отточенного топора, воткнутого в плаху перед лицом жертвы. Лицом страдальчески оплывшим, но отнюдь не смертельно-бледным, осунувшимся. Напротив. Господин Варге румянился, как масленичный блин, щедро смазанный маслом. Или скорее…
– Как пицца, – уточнил ст. лейтенант Кононов, выглянув из-за плеча старшего оперуполномоченного.
«И впрямь», – внутренне согласился капитан Точилин. Майонез и кетчуп, горчица и морковка с петрушкой, шампиньоны, креветки и сыр с колбасой – всё было на румяном корже банкирской физиономии, будто все «четыре сезона» разом в духовку сунули. Начиная от моцареллы и вплоть до пепперони.
Арсений даже переспросил:
– Генрих Иванович, вы себя как? Хорошо чувствуете?
Господин Варге разродился эпикурейской отрыжкой.
– Да, спасибо, но я хотел бы…
Чего там ещё хотел хозяин супермаркета после этаких щедрот, они не разобрали, поскольку в рот Генриху чья-то полная рука воткнула ни много ни мало, целого окуня. Вместе с фольгой и довольно пренеприятным запахом.
– Рыбки захотел, – с перерывом на одышку пояснил голос невидимого обладателя мощных рук.
– Ну-ка, освободите его, – требовательно помахал ствольной коробкой Арсений, проникнувшись к жертве гастрономической пытки невольным сочувствием.
Даже Ильич, несмотря на классовую неприязнь к банкиру, прошептал, идейно невыдержанно:
– Страсть Господня…
На гримасы отвращения, исказившие «пиццу» Генриха Иоанновича, и в самом деле, смотреть было и больно, и тошно.
– Освободите!
Снова из тьмы появилась полная рука и попыталась выдернуть запечённого окуня за рыжий обгорелый хвост.