Даже Арсений остановился, пытаясь уловить женскую логику Анны. Но, само собой, разумеется, тщетно. Там, где включается женская логика, как известно, выключается всякая прочая.
– И как, по-твоему, – нахмурился он. – Домработницы хозяев утешили?
– Они им объяснили, что раз помер Фердинанд Фёдорович, значит, уже не нужен.
– Кому? – наморщил ленинский лоб и ст. лейтенант Владимир Ильич Кононов.
– Ефросинье, естественно, – даже удивилась девушка. – Иначе дала б она ему помереть, как же. А раз не только дала, – Аннушка интригующе понизила и без того низковатый голос и посмотрела на Арсения из сумрака неосвещённой лестницы, как «Грех» на картине Штука, – но ещё и помогла, в чем её подруги не сомневались, то не нужен стал.
– А не нужен, потому что чемодан нашёлся, – подхватив витиеватую нить её мысли, пробормотал Точилин. – «О, женщина, тебе коварство имя…»
– Начинаешь соображать, – польщённо одобрила Аннушка. – Вот они и заявились к ней всем дурдомом за своей долей сокровищ.
– Которые, без всякого смущения, отобрали у бедной женщины твои диггеры, – напомнил Арсений, чтобы сбить с Аннушки пафос леди Макбет.
– Знать бы ещё куда?.. – хмыкнул Владимир Ильич, мечтательно потирая щетину на подбородке.
– А вот это неважно! – снова остановившись, строго посмотрел на Ильича старший уполномоченный.
– Почему это? – ошарашенно отступил от него менее уполномоченный Кононов.
– Потому, что прямого отношения к делу «о покушении на президента банка “Красный Кредит” и его дальнейшем похищении» кража чемодана не имеет, – раздельно и внушительно произнёс Арсений. Теперь и Аннушка уставилась на него с недоумением. Тогда, смягчившись, капитан добавил доверительным тоном «предварительного сговора»: – В лучшем случае исчезновение «золотого чемодана» может стать предметом частного расследования.
– В самом лучшем! – охотно подхватила Аннушка, схватив капитана за концы чёрного шарфа. – В самом распрекрасном случае!
Она, казалось, готова была на радостях задушить Точилина его же шарфом. Так, что Арсений вынужден был схватить её за руки. Но как-то так получилось, что, вместо того, чтобы освободиться…
После минутной паузы Кононову не осталось ничего другого, как уточнить, заглянув попеременно в глаза одного и другого заговорщика.
– Я так понимаю, это всё в свободное от основных обязанностей время?
Ему не ответили. И в чёрных расширенных глазах, и в серых прищуренных, немел один и тот же вопрос, не заданный вслух; кричал один и тот же ответ, нетерпеливо ждавший вопроса.
– Спасибо за то, что в доле, – кивнул Ильич, не дождавшись адресованной ему части ответа. И вышел первым в дубовые двери подъезда. Вышел – и, вдруг остановившись, произнёс, точнее, торопливой скороговоркой процитировал старшего оперативно-розыскной группы: – В таком случае раз уж мы возвращаемся к делу «о покушении на президента банка “Красный Кредит”», то позвольте представить! Главный подозреваемый по этому делу.
– Где? – в один голос спросили, отрываясь наконец друг от друга, Точилин и Анна.
Кононов толкнул тяжёлую вторую половинку двери с резными филёнками и жестом, не лишённым театральности, представил:
– Некто Вовик! Преследуемый не самым оперативным членом нашей оперативной группы.
Арсений оттолкнул Ильича, не дожидаясь окончания конферанса.
Картина, представшая его взору, и впрямь была вполне достойной аплодисментов.
Метрах в двухстах от парадного, вниз по переулку штатный водитель опергруппы Фадей нёсся с натужным усердием паровоза, впервые набравшего пары после многолетнего простоя. Но не потому, что нёсся в гору, или сырыми оказались дрова, или потёк котёл – что казалось вполне правдоподобным, глядя на обильный пот на медном лбу Фадея, – а потому, что пончики, всё те же злосчастные пончики не позволяли набрать ему подобающие обороты. Как те, что уже отложились в жировых прослойках ниже поясницы, так и те, что он нёс в промасленном кульке, обхватив двумя руками, и панически боялся растерять в пылу погони. Так что его астматическому хрипу, периодически вырывавшемуся из горла: «Стой! Стрелять буду!» – не верила даже потенциальная мишень. «Чтобы стрелять, надо пончики бросить…» – понимала она.
То есть понимал тот самый Вовик-Володя, который уже убегал от оперативников. Тот самый, из-за которого Фадей получил по затылку. Тот самый, которого Мамука, изобретательный художник, послал куда подальше, не узнавая адрес. И тот самый, которого яростно разыскивали сослуживцы по ЧОПу «Грифон».
И потому от любителя пончиков водителя-полицейского Вовик, хоть тоже и гружённый пакетами соседнего продуктового супермаркета, убегал фривольной трусцой и с иронической улыбкой. Вдруг сползшей с лица, когда на его пути выросла фигура капитана Точилина – будто тень смерти упала ему под ноги с надгробия командора. С развевающимися крыльями чёрного реглана и вьющейся змеёй чёрного шарфа.
Вовик, подхватив пакеты в подмышках, метнулся было назад. Но там, остановившись наконец и прижимая промасленный кулёк к груди мясистым подбородком, рылся в заднем кармане джинсов Фадей в поисках пистолета.
А если направо…