Дом с химерами

– Бросьте, «вам скучно, бес», – также замахал, в свою очередь, уменьшенный двойник, изображая протест. – В этой стране только в рождественском кино случается ренессанс: «Кто был никем, тот станет всем…». Снова и опять.

– Чтоб снова стать никем, – соглашаясь, покачал соломенной шляпой Роберто.

Покачал фетровой шляпой и Михалыч:

– Увы, «не ту страну назвали Гондурасом».

Они синхронно вздохнули. У обоих было более чем достаточно поводов для вздохов. Равно как воспоминаний о временах сладостных и недавних, в сущности.

– Так куда ж вы подевались из нашего славного подвала «отходов партии»? – очнувшись от ностальгического забытья, живо напал с расспросами Роберто. Как водится у них, у итальянцев, и даже не у совсем прирождённых, придвигаясь лицом к лицу, так что педикулёзная живность в обеих их бородах оживилась, готовясь к переселению.

– Не могу сказать, – отпрянул, выдерживая номенклатурную дистанцию, Михалыч. – Не обессудьте, товарищ. Но, что могу сказать, так это…

Он не успел сказать даже то, что мог. Железные двери склада, которому помойка была обязана своим рождением и процветанием, вдруг с замковым лязгом отворились.

За выходом из бомбоубежища «русских людей» в сопровождении знакомых оперов они, большой и малый бомж, наблюдали спокойно. Вплоть до момента, когда у выстроенных вдоль стены скинхедов не началось брожение. Намерение толпы скинхедов уловил «собачий пастух», наверное, оперным чутьём. В том смысле, что пресловутое «ружьё на сцене» уже закачалось, готовое к обязательному выстрелу.

– Вильгельм, оформи! – негромко скомандовал он вожаку своей стаи.

Собачья орда, доселе наблюдавшая за движением человеческой массы с незаинтересованным любопытством, мгновенно преобразилась. Вздыбив холки и угрожающе опустив головы, псы мягким крадущимся шагом двинулись в сторону обыска. Так что, когда громила, на дальнем краю от Точилина, завопил с присвистом сквозь щербатые зубы: «Ломим!» – и несколько задержанных отпрянуло от «стены плача», взорам скинхедов предстала совершенно лагерная картина. Даром, что вместо однородно злобных немецких овчарок их окружало выставочное собачье ассорти. Потенциальной угрозой они явно превосходили иную конвойную роту времен дедушки Сталина. Злобная такса, добродушные ротвейлеры, невменяемый бультерьер с одним глазом, флегматичная борзая, психованный фокстерьер и с десяток решительно непредсказуемых дворняг. А во главе – громадный дог с выражением такого заскорузлого голода на морде…

– Это что же, товарищ, ваши друзья? – спросил нервным шёпотом Михалыч.

Надо понимать, не про стаю спросил, с каждым членом которой был знаком хотя бы шапочно, а про полицейских. Не в обыкновении у бомжей заводить подобного рода дружбу.

– Не поверите, сударь, это опера Центрального райотдела и при этом вполне приличные люди, – также шёпотом отозвался Роберто. – Я бы даже рискнул сказать, интеллигентные. Этот лысоватый, кажется, даже ваш коллега. Цитирует Ленина ни к селу ни к городу…

– А другой кого цитирует?

– Себя. И тем более оригинален.

И всё-таки попытка побега состоялась. Всё тот же щербатый предводитель, видимо, поняв, что за организацию побега ему светит по меньшей мере по печени, вдруг с истошным, но нечленораздельным воплем ринулся-таки прямо на собачье оцепление. Причиной переоценки им своих возможностей был допотопный «наган», который щербатый вырвал из-за пояса джинсов.

Но воспользоваться им вполне не успел. Несмотря даже на то, что опешивший от грома выстрела, хотя и нисколько не раненный Вильгельм с ребёрным хрустом выкатился из-под его ботинок. Кто же знал, что бультерьер Кузя не только слеп на один глаз, но и глух на оба уха? Так что сопеть он хотел на всякую вашу пальбу. Ему б только руку с пистолетом увидеть, а там дело инстинктивное. Поскольку инвалидность свою героическую пёс Кузьма приобрел, будучи любимцем одноименного криминального авторитета, почившего в бозе на очередной «стрелке» в конце 90-х.

– Откуда «наган»?! – занёс рукоятку отнятого револьвера над поверженным вожаком скинхедов капитан Точилин, грозя сделать щербатость его крупных зубов поводом для клички Щербатый, располовинив их остаток.

Случилось это сразу же после того, как одноглазого и глухого Кузьму удалось науськать на преследование остальных скинхедов, нарочно отпустив их на все четыре стороны. И попадавших в поле зрения его единственного глаза с трёх сторон бультерьер пригонял по одному борцу с засильем «понаехавших чурок» в минуту.

– Выкопал… – заскулил Щербатый. И по мере того, как Кузя загонял обратно под стену если не бездыханных вовсе, то бесштанных его соратников, он становился всё разговорчивей. – Немцев копаем, оружие реставрируем, продаём, – скороговоркой старьёвщика вырисовывал щербатый предводитель род деятельности обыкновенного «чёрного археолога», специализирующегося на немецкой (что вполне в духе защитника русской нации) форме, и торговле восстановленным оружием.