– Наверное, из-за художника, Галюсь. Понимаешь, он говорил о ней как о живой, в нем не чувствовалось… Знаешь, когда погибает родной человек, это горе, недоумение, это сильное чувство! Ничего этого не было, понимаешь? И я подумала: а вдруг ошибка? И он знает, что это не Лариса? Тогда становится понятно, почему он позвонил мне… Лариса сказала, он всем знакомым звонил.
– С красивыми всегда так, – вздохнула Галка.
…Разговоры вились вокруг ночного происшествия с Глебом и, разумеется, вокруг клада, спрятанного в доме.
– Я же говорил! – кричал Жабик. – Надо было сваливать отсюда! Этот Гусев мне сразу не показался, сноб несчастный! И еще этот висельник! А ведь никто не верил! Думали, я псих!
– Обыскать и найти клад, – бубнил Арик. – А Гусев сволочь! Мы его как родного, а он…
– Продать и сделать ремонт!
– Изображал тут из себя! Душегуб!
– Слушай, Федя, а как ты догадался? – в который уже раз спрашивал режиссер. – Как ты подгадал в ту самую минуту? Предчувствие? Дедукция?
– Глебушке сказочно повезло! – закатывала глаза Ляля Бо. – Это духи из сада вмешались. Я же говорила! Они за нас!
– Ага, повезло прям сказочно, – саркастически фыркал Жабик. – Чуть лапти не сплел!
Те, кто был посвящен в историю дома, наскоро пересказывали события вновь прибывшим. Обстановка была накалена – привидения, убийство, клад, таинственные надгробия в саду распалили воображение присутствующих. Это было как фейерверк, карнавал, приземление летающей тарелки на городской площади, посреди набившей оскомину каждодневной рутины.
– Немедленно обыскать! С миноискателем! – надрывался Жабик. – Виталя! Ты обещал достать миноискатель!
– Обыщем. Остынь, Петруччо. Все будет пучком.
– Даешь «Пр-р-риют лицедея»! Не отдадим ни пяди! Духи предков за нас!
– Молодежный, авангард-студия!
– Костьми ляжем!
– Найдем клад!
– Поднимем общественность!
– Переселимся в дом и не допустим! Ляжем под бульдозер!
Глеб Кочубей в прениях участия не принимал, равно как и Федор Алексеев и его спутница – скромная девушка в голубом сарафанчике с ярко-голубыми глазами. Глеб был печален, погружен в свои мысли; время от времени взглядывал на спутницу Федора и тут же отводил взгляд, испытывая странное чувство, что уже видел ее раньше. Глаза их встретились, и девушка подмигнула Глебу, что его немало озадачило.
– Если найдем клад, то можно обойтись без спонсоров! – горячился Лёня Лаптев. – Я тут прикинул стоимость ремонта, у меня брат в строительном бизнесе. Организуем волонтеров, скинемся, кто сколько может! – Он потрясал блокнотом с расчетами.
– Само собой, – поддержал его Жабик. – Не будем унижаться перед толстосумами.
Все говорили разом, кричали, размахивали руками, вскакивали с мест. У каждого был свой план спасения. Эхо голосов металось по дому, сливаясь с галдежом ворон в саду и шелестом сквозняков, гоняющих тучи пыли сверху донизу, и казалось, дом вздрагивает от новых жизненных токов, вливающихся в его старые жилы.
Федор Алексеев поднял руки, призывая к тишине.
– Внимание, господа! Позвольте мне! – Он дождался тишины и сказал: – Вынужден вас разочаровать, но боюсь, что без спонсоров не обойтись. Подозреваю, что клада в доме уже нет.
– Как это уже нет?! – взвился Жабик. – Федя, ты чего? Ведь историк искал! Он Глебыча чуть не убил из-за клада!
– Федя, ты уверен? – спросил режиссер.
– Ни-че-го не по-ни-маю!
– А куда же он делся? Федя!
Тишина вдруг наступила такая, что было слышно, как потрескивают старые деревянные перекрытия. Все смотрели на Федора требовательно и выжидательно, и он почувствовал себя душителем младенцев и бессердечным злодеем, возвращающим их на землю и лишающим иллюзий. Он немного помедлил и спросил:
– Как, по-вашему, господа, почему Гусев ничего не нашел?
– Не успел!
– Не там искал!
– Не так все просто, – возразил Федор. – Не забывайте, что он профессионал, историк. У него был оригинальный план дома и последующие – здание несколько раз перестраивалось. Если он ничего не нашел, то, возможно, и искать было нечего? – Он обвел притихшую аудиторию многозначительным взглядом.
– Федя, огласи весь список, пожалуйста, – сказал режиссер. – Не рви душу. А мы все обсудим и придем к общему знаменателю. Ты сказал, клада нет. А был?
– Был. Гусеву рассказала о нем Каролина Августовна, последняя из Шоберов. Он бросился искать, и… ему в итоге отказало чувство реальности. («Крыша поехала», – подсказал Жабик.) Именно. И он пошел на крайние меры, выживая из дома сначала актеров, а потом Глеба. Я знаком с Евгением, правда, не близко. Он одинок, фанатично любит историю, все лето на раскопках, благо вокруг города полно старых поселений. Мне всегда казалось, что он живет в своем собственном мире, весь в прошлом. Вся эта история с убийством – просто дичь, до сих пор не могу поверить…
– Женька Гусев всегда был с большим прибабахом, – негромко заметил Леша Добродеев. – И не женат ни разу, – добавил он ни к селу ни к городу.
– То есть ты хочешь сказать, что клад нашли раньше? – уточнил режиссер. – Что ты хочешь сказать, Федя?
– Не обязательно. Я хочу сказать, что он исчез. Пропал.
– Как это?
– Загадками говоришь, философ!