Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999

Вскоре настал час Кавура. В октябре 1850 г. он стал министром сельского хозяйства, торговли и морских перевозок. Через два месяца Кавур предпринял первую робкую попытку бросить вызов крепнущей монополии Ротшильда, когда Джеймс узнал об очередной готовящейся эмиссии рентных бумаг (они должны были пойти Туринскому центральному банку в возмещение репарационных выплат Австрии). Кавур принялся подыскивать покупателей для новой серии во Франкфурте и Вене, призывая своего друга Деларю обратиться к Гольдшмидту и Сине. «Меня очень порадует, – заявлял Кавур, – если удастся провести еврея, который держит нас за горло». В апреле 1851 г., когда Кавура назначили министром финансов, появилась возможность окончательного разрыва. Финансовое положение обескураживало: в дополнение к общему долгу Джеймсу в 25 млн лир за разные краткосрочные кредиты, которыми он «подкармливал» Нигру, Кавур столкнулся с дефицитом бюджета примерно в 20 млн лир и другими долгами, которые в сумме достигали почти 68 миллионов. Поэтому Кавуру пришлось действовать быстро, чтобы разорвать хватку Ротшильда. Собрав 18 млн лир на туринском денежном рынке, чтобы пережить трудные времена, Кавур приказал своему послу в Лондоне поискать другой банк, готовый финансировать новый, значительный пьемонтский долг. «Мы должны во что бы то ни стало выпутаться из мучительного положения, в которое мы попали в связи с Домом Ротшильдов, – настаивал он. – Заем, сделанный в Англии, – единственное средство, с помощью которого мы можем вернуть свою независимость… Если нам в самом ближайшем будущем не удастся договориться о займе с Лондоном, мы вынуждены будем вернуться в ловушку Ротшильдов». В помощь послу Кавур отправил старого соперника графа Ревеля. Ревель столкнулся с нерешительностью Бэринга, зато более новый банк Хамбро выразил желание провести операцию, выпустив на 3,6 млн ф. ст. пьемонтских облигаций по 85.

Естественно, как только Джеймс узнал, что происходит, он сделал все, что в его силах, чтобы воспрепятствовать новому займу. Кавур считал, что именно Джеймс стоял за негативным отчетом о пьемонтских финансах в «Таймс»; несомненно, он принялся активно продавать пьемонтские облигации. Более того, именно тогда получил хождение довольно грубый каламбур, оказавший, впрочем, сильное воздействие на современников и ставший «фирменным знаком» Джеймса времен Второй империи: «L’emprunt est ouvert, mais non couvert» (букв. «Кредит открыт, но не покрыт»). Джеймс почти победил: облигации в Париже шли со скидкой, и Кавуру пришлось пережить немало тревожных часов. И все же Джеймс не мог до бесконечности «идти против течения», тем более что он сам отвечал за обеспечение рынка для пьемонтских облигаций. «Мы вольны поступать, как нам хочется, – писал он племянникам, – но мы не можем помешать пьемонтским облигациям расти, ведь именно мы выпустили их по 85». Кроме того, он понимал, как неразумно и дальше продавать, когда «весь мир» настроился на повышение. К концу 1851 г. у него по-прежнему оставалось пьемонтских облигаций на сумму около миллиона франков; Кавур ошибался, заявляя, что Джеймс «продал свою долю».

Однако «полный и немедленный разрыв с Ротшильдом» не входил в намерения Кавура. Он просто хотел «показать ему, что мы можем обойтись без него». Джеймс со своей стороны не мог не восхищаться Кавуром; как он выразился в одном из редких для себя комплиментов в адрес политика, у Кавура есть «характер». Кавур еще раз продемонстрировал свою силу в 1852 г., когда Альфонса послали в Турин, чтобы забрать у Нигры остаток рентных бумаг 1850 г. (примерно на 40 млн лир) по 92. Как только пьемонтский парламент понял намек, что деньги Кавуру не нужны и он отказывается от предложения, Альфонса удалось вежливо спровадить. И все же Кавур понимал, что в ближайшем будущем ему придется снова обратиться к Ротшильдам; на самом деле он просто добивался лучших условий на переговорах. Таким образом, в январе 1853 г., когда в Турин приехал Джеймс и повторил свое прошлогоднее предложение, Кавуру, ставшему к тому времени премьер-министром, удалось поднять цену с первоначальных 88 за 40 млн до 94,5. Позже, когда Кавур задумал сделать еще один заем, он одновременно обратился к Хамбро, Фульду в Париже и к Джеймсу, который снова послал Альфонса в Турин. Для Кавура такая конкуренция оказалась бесценной: из-за эскалации Крымского кризиса цены на все облигации, в том числе и пьемонтские, резко пошли вниз. Хамбро могли предложить за новые трехпроцентные облигации не больше 65, Фульд предлагал чуть больше, а Альфонс, стремившийся вернуть любимого клиента отца, предложил 70 и комиссию в 2 %. По признанию Кавура, «соперничество Фульда стоило нескольких миллионов», и Джеймс впоследствии ворчал о понесенных им «серьезных убытках». В то же время Джеймс нужен был Кавуру, чтобы выплатить проценты по займу Хамбро на раннем этапе Крымского кризиса, пока его не выручила субсидия правительства Великобритании, выплаченная после того, как Пьемонт вступил в войну против России.