Дом родной

— «Не езжай, говорит, это же саботажники, сплошные, они…» — весело вставил вошедший Зуев. — Здорово, дядя Котя. Что за спор, а драки нет?

Зуев присел на кончик скамейки у самой двери, вместо приветствия моргнув правленцам.

Дядя Котя мельком оглянулся на Зуева и продолжал:

— Недаром мне Сидор Феофанович внушал: «Не ездий ты к…» — и опять загремели в правлении крепкие словечки. Зуев чуть поежился, посмотрев на дядю Котю.

— Половину всей разверстанной на колхоз суммы вы должны внести наличными… Пролетариат так приказывает, и так будет! — уже совершенно не владея собой, взвивался дядя Котя.

Манжос упорно молчал. Один из правленцев чуть охрипшим голосом тихо спросил:

— А сам-то пролетариат? В рассрочку платить будет? Десять месяцев?

«…Подписка на заем «Восстановления и развития…» — Зуев едва не хлопнул себя по лбу. — Черт меня принес…» И тут же укорил себя за малодушие, прислушиваясь к аргументам дяди Коти. Манжос молчал, ни на кого не глядя.

— Выплатить! Собрать по дворам! Обязать! Забыли святые заповеди государству…

— Не забыли! — неожиданно для всех вскинулся Манжос. И рывком скинул пиджак. — Все помним! Войну ломали, — и он двинулся на дядю Котю, звякнув орденами, — себя не щадили! Баб с ребятишками не помнили, а свои обязанности несли с честью! — И неожиданно тихо, сердечным голосом добавил: — Слушай сюда, уполномоченный, мать твою эдак… Знаю я своих колхозников как облупленных, знаю, что только пять дворов имеют в хатах наличные деньги… Ведь ты разор мне предлагаешь, ты невозможное дело провести хочешь. А контрреволюцию нам не пришивай, а давай думай, как с этим справиться… Помочь вот колхознику — нема желающих, а…

— Классовую линию ломают? — неожиданно развеселым голосом перебил Манжоса Зуев и обратился к дяде Коте: — Так дать им по первое число…

— Погоди, Петро. — Манжос предостерегающе протянул руку в его сторону. — Вот товарищ, — кивнул он на дядю Котю, — требует внести наличными…

— И правильно требует, — опять схватился дядя Котя. — И буду вас гнуть и выламывать — потому что прав! Зарубите себе на носу!..

— Стой, стой… — тихо перебил его Манжос. — Не расходись, все ясно: и ты прав, да ведь и мы тоже! Ну нет возможности обижать колхозников, и — имей себе это в виду — не может быть таких установок по партийной совести. А вот есть установка — помогать колхозам… А чем ваша спичечная помогла хоть одному колхозу? Ну чем? Взаимности у нас между городом и деревней не наблюдается…

Дядя Котя затряс головой и тихо спросил, уже без прибавления эпитетов:

— А как же с заемом? Разверстка была? Была! Выполнять надо? Надо… Куда податься?

— Я и говорю: соберем как можно больше наличными, а остальную сумму выплатят колхозники в рассрочку, как все, — примирительно проговорил Манжос. — Мы тоже понимаем, и классовую линию никто ломать не собирается, товарищ представитель рабочего класса.

— И мы вам в свою очередь поможем, — оживившись и быстро отходя, миролюбиво подхватил дядя Котя. — Да разве ж мы забыли, что есть шефство? Не забыли. Вот, к примеру, наша фабрика. Может она вам конкретно чем помочь? Может!

Манжос учуял перелом в настроении дяди Коти и весело поддержал его:

— Картошку копать… да зяблевая на носу… Машин бы нам… хоть дня на три… и людей… накормим и жилье обеспечим…

— Будет обеспечено, — тоже весело отозвался дядя Котя. — Сегодня же составим от вас требование, а мы на фабрике все возможное и… невозможное выделим и бросим вам на помощь.

— Гляди ж ты, как хорошо договорились, — невольно вырвалось у кого-то. — А то крики, мат…

Когда Зуев с дядей Котей выходили на улицу, навстречу им попался Шумейко.

— Подписались? — как-то плотоядно спросил он.

— А то как же, — не моргнув глазом, ответил Кобас.

— Нет, серьезно? — словно сожалея, не поверил тот.

— А ты как думал?! По силе возможности крепим союз рабочих и крестьян. Да и тебя, друг, я приду сегодня, подпишу на… сто пятьдесят процентов. Думаю, на меньшее твоя сознательность не позволит. Нет, кроме шуток. Я, братцы, напористый. В стенгазете пропечатаю. Как первейшего инициатора-передовика.

Шумейко сразу стушевался и отошел.

5

Утром следующего дня, когда Петр Карпович вернулся из колхоза, в военкомате его кто-то ждал. Это была неожиданность не из приятных. В приемной навстречу Зуеву поднялся старый знакомый, бывший кавалерийский майор Максименков. Он все еще донашивал свой китель в рюмочку со всеми орденами на груди. Рядом с Максименковым сидел еще какой-то небольшого росточка, шустрый человек с рябоватым лицом. Когда они поднялись навстречу, у Зуева мелькнула мысль: «Пат и Паташон». Но, не питая особой симпатии лично к бывшему майору, Зуев вспомнил, что как-никак он обязан ему советом или помощью в устройстве на работу в свой район. «Ну, и кроме всего, — все-таки вместе воевали…»

— Знакомься, — сказал Максименков и, приблизив свои пухлые губы почти к самому уху Зуева, тихо бросил: — Дело есть!

— Жьора из Одессы, — представился напарник Максименкова.

— Очень приятно, — сдержанно отозвался Зуев.

— К военкомату у нас ничего не имеется, — быстро затараторил юркий Жора, — ни жалоб, ни заявлений.