Дом проклятых душ

– Ишь, торопыга, – усмехнулась старуха. – Ну, взяли мы с Глафирой Черную книгу и с ее помощью спустились в ту страшную дыру. Книга нам дорогу указывала. Однажды мы вышли в какой-то иной мир, где вроде бы люди живут, а совсем они другие. Одеты иначе, вроде как она, – кивнула старуха на Машу, – говором иным говорят… Глафира потом не единожды туда хаживала. А я испугалась, больше из дома ни ногой. Ох, как здесь страшно… Это дом адских пустот и адских переходов, заплутаться здесь – не выйти никогда! Это приют неприкаянных душ, которых Донжа сюда отправил! Много кого мы тут видели… сказать страшно! Одного человека и я сюда послала на вечные муки… – Марусенька вдруг согнулась, закрыла лицо руками, голос ее звучал невнятно, прерывисто: – Все по воле отца нашего сатаны! И Донжу мы повстречали. И мольбы его слышали, которые исполнить не можем, ибо кровь родная не дает. А если бы кто на них отозвался, тот и всех других бы спас…

– Могу себе представить, о чем может молить Донжа, – передернулась Маша, вспомнив жуткую окровавленную бороду призрака. – Вот уж чьих молений никогда в жизни не исполнила бы, даже если бы он на колени падал! Лучше скажи, что за листочки там наклеены на стены!

– Так это и есть листы из Черной книги! – вздохнула Марусенька.

– Правда?! – вытаращила глаза Маша. – Но на них ничего не написано!

– Написано, да прочесть может только природный колдун или ведьма. Нам велено было с помощью этих листов указать, как в этих страшных коридорах не заплутаться.

– Кому указать? Мне?

– Нет, не тебе, а тому, кто хочет клад Донжи взять.

– Жуке?! В смысле, Пашке Жукову? Но если вы расклеивали эти листы по воле сатаны, значит, это он ему помогает?!

– Эх, дитятко… – вздохнула Марусенька. – В Пашке кровь Донжи течет. Оттого мы с Глафирой из воли матери-ведьмы и отцов наших выйти не можем. Будем ему помогать всегда. В тебе ведь тоже кровь Донжи… Дочка Ефимовны с ним согрешила. А ты думала, почему Завитую эту нашла, почему дом видела, почему в него входить могла?

– Но тогда… – от ужаса Маша даже заикаться стала. – Но тогда ведь ты должна… как же тогда… ты ему поможешь с двумя головами, так?!

– Ему помогает Глафира. А я помогаю тебе. Ты мне верь, дитятко.

– Лучше выведи нас отсюда! – чуть не зарыдала Маша.

– Хорошо, – согласилась старуха. – Только выпейте чайку на дорожку. Пока еще выйдете отсюда…

– Я бы лучше чего-нибудь съел, – буркнул Горностай.

– Ты же мне говорила, Марусенька, что ни есть, ни пить здесь ничего нельзя! – воскликнула Маша испуганно.

– А помнишь, я сказала, что воду из заброшенного колодца можно пить? Эта вода оттуда. Попейте. Чаек я на травах целебных заварила. Они вам силы придадут.

И Марусенька зачерпнула из кастрюли, которая стояла на плите, две помятые железные кружки травяного чаю.

«Вот странно, – подумала Маша. – Когда она успела этот чай заварить? И чем?»

– А это правда чай? – удивился Горностай, глядя в кружку. – Это ж вода!

В самом деле – и в кружке Маши была чистая, прозрачная вода!

– Да вы отведайте, потом не оторветесь! – настаивала Марусенька.

– Ну что ж, пить и в самом деле хочется, – согласился Горностай и сделал глоток, потом другой… изумленно поднял голову: – И верно, чай, да какой! Попробуй!

Маша послушалась.

О да, Горностай сказал правду: чай оказался необыкновенным! А вот насчет силы Марусенька ошиблась. Наоборот, с каждым глотком в тело вливалась странная истома, странная слабость, и все же Маша не могла оторваться от напитка, пока не сделала последний глоток.

В глазах потемнело, кружка выпала из рук, начали подкашиваться ноги… она покачнулась, но Горностай поддержал ее.

Наклонился, неотрывно глядя в глаза, и со вздохом поцеловал.

Маше казалось, она лишилась чувств, но при этом все чувства ее внезапно обострились необыкновенно. Руки Горностая донимали ее тело жадными прикосновениями, губы жадно впивались в ее губы, и она жарко отвечала ему. Это было впервые – и в то же время так естественно, как будто она делала это всегда – всегда только с ним!

Вдруг с мучительным вздохом Горностай оторвался от ее губ, отстранился и прислонил Машу к стене – ноги ее по-прежнему не держали.

Он вынул из карманов телогрейки телефон и наган, положил их на край стола, а телогрейку сбросил на пол.

«Зачем?» – подумала Маша сосредоточенно, будто о чем-то важном, но потом случилось нечто, от чего она обо всем забыла и дыхание занялось.

Горностай расстегнул галифе. Те свалились с бедер на пол, и он небрежно стряхнул их с ног, мрачно, требовательно глядя на Машу.