Дом Одиссея

– Сестра, – рявкает он, перебивая ее резко, как будто полоснув лезвием, – ты примешь мой дар. – И тут же мысль, пусть запоздалая, но высказанная с широкой, довольной улыбкой и легким наклоном головы: – Пожалуйста. Это меньшее, чем мы можем отплатить за доставленные неудобства.

Само собой, Пенелопа с самого начала не собиралась отказываться. Ей нужно как-то содержать свое царство. Но ей также известно, что полная сокровищница может принести столько же проблем, сколько и их решений, и за сундуком, который уносят, внимательнее всего следят женихи.

Большая часть спартанцев встает лагерем на границе города или остается на кораблях. Нескольких, наиболее знатных, размещают в городе у семей, которые, даже приветствуя гостей, не смеют поднять на них глаза. Но, несмотря ни на что, к тому моменту, как послеполуденный бриз начинает дуть с юга, Пенелопа понимает, что вооруженных спартанцев в ее дворце больше, чем итакийцев. В итоге Эос озвучивает эти мысли, шепнув на ухо своей госпоже:

– Похоже, нас захватили.

Они наблюдают, как Елена устраивается в комнате Антиклеи, умершей матери Одиссея. Это действо требует невероятного количества усилий, ведь она прибыла с целой коллекцией всевозможных притираний и ароматов, собранных отовсюду, от верховий Нила до северных лесов варваров. В ее распоряжении зеркала из полированного серебра, сундуки с нарядами: для прогулок, для трапез, для отдыха и прослушивания приятной музыки – и масса приспособлений, никогда прежде Пенелопой не виденных, для создания сложнейших причесок.

– О, так вам это незнакомо? – спрашивает Елена у Пенелопы и ее служанок, которые с глупыми лицами стоят у дверей, ломая пальцы. – Что ж, полагаю, на Итаку новинки моды, как всегда, дойдут в последнюю очередь!

Она разражается смехом.

Этот смех – высокий, нервный щебет певчей птицы – настолько пронзителен, что заставляет присутствующих поморщиться. Он возникает и обрывается одинаково резко, как будто все веселье, захлестнувшее ее сердце, вдруг внезапно схлынуло.

– Я велю Зосиме научить некоторых твоих служаночек, если хочешь. О, Зосима! Зосима, где ты? О, вот ты где, боги, ты ведь не возражаешь? Я думаю, наши любезные хозяева будут просто счастливы узнать кое-что о волосах!

Действительно, возражает ли Зосима?

Она с неудовольствием поджимает губы, но не говорит ни да ни нет. Это, по мнению Пенелопы, невероятная грубость, но Елена ее, похоже, не замечает или не придает ей значения.

– Так, где же эта туника? О, потрясающе!

Пенелопе с трудом удается пробираться по собственному дворцу, не натыкаясь на очередную служанку, очередного гостя, очередного раба или воина. Она пытается попасть в свои покои, к кровати, изготовленной из оливы, но на каждом шагу ее останавливают, требуя внимания.

– Никострат недоволен своей комнатой, он утверждает, что должен быть рядом с Еленой, а Менелай говорит, что не может спать в бывших покоях Лаэрта, поскольку не хочет нанести урон чести старого царя, осмелившись…

– …Послали зарезать еще нескольких овец на пир, но они прибудут только завтра, потому что течения у Кефалонии сменились, и, даже если посыльный прибудет вовремя…

– …Наша последняя амфора масла, и я не знаю, что мы будем делать дальше!

– Спартанцы утверждают, что им нужно хранить броню и мечи в своих комнатах, но у нас нет комнат, где можно и уложить их спать, и разместить доспехи, если не считать нашей оружейной, но на мое предложение превратить оружейную в казарму они ответили, что внизу слишком темно и холодно, поэтому нам нужны пятнадцать масляных ламп, пять ящиков из порта и…

– Пенелопа! Ты не сказала мне, что Пилад здесь!

Менелай ловит ее, когда она пытается пересечь торжественный зал, где уже разожгли огонь для вечернего пира. Он нашел Пилада в толпе, дружески закинул на плечо микенца тяжелую руку и теперь ведет его к ней с таким видом, будто встретил давно потерянного брата.

– Пилад, когда мы с тобой виделись в последний раз? Ты такой преданный друг для моего племянника. Для меня очень много значит, что возле него есть люди, подобные тебе.

Клейтос, Ясон и еще два микенца в этом зале тихо стоят в сторонке, опустив головы, в окружении спартанцев. Само собой, спартанцы не стерегут их. Вовсе нет. Просто для Менелая очень-очень важно, чтобы обо всех их нуждах позаботились, а это значит, что они нуждаются в присмотре.

– Как Орест? – спрашивает Менелай, легонько сжимая плечи Пилада, словно собирается вытрясти какой-нибудь забавный секрет из его гневно раздувающихся ноздрей. – Я слышал, мой бедный племянник заболел, – ужасное дело! Он уже здоров, конечно?

– Когда я видел его в последний раз, царь был здоров, – отвечает Пилад.