Джон прижался носом к стеклу, под ногти ему впивались куски краски, и в этот момент он услышал, как кто-то быстро идет по гравию в его направлении.
– Слезай оттуда, ты… ты… распутник! – произнес дрожащий от возмущения голос. – У меня газовый баллончик!
Джон отпустил подоконник, пролетел, ломая ветки, через куст остролиста и приземлился лицом вниз на гравиевую дорожку.
– Мы все знаем, что творится в этом доме! – кричала женщина. – И мы положим этому конец. Это приличный район!
Джон повернул голову и обнаружил перед собой ортопедические туфли, темные непрозрачные колготки и твидовую юбку ниже колен. И еще увидел баллончик с перцовым газом.
– Не двигайся! – баллончик дико трясся в дрожащей руке, искривленный артритом палец завис над красной кнопкой.
– Пожалуйста! – взмолился Джон, пытаясь восстановить дыхание. – Прошу вас, не делайте этого!
– Да? И почему же? Почему не надо этого делать!
– Потому что вы неправильно его держите. Вы направили его на себя.
Баллончик исчез, и Джон перевернулся на спину, потом сел и смахнул со щеки прилипшие крошки гравия. Его руки были исцарапаны до крови. Он ощупал левое запястье – оно распухло, по всей видимости, это был вывих.
– Джон Тигпен? Это ты?
Джон посмотрел наверх, и ему стало дурно – перед ним стояла миссис Мориарти, его учительница из воскресной школы.
– Господи Иисусе, – Джон уронил голову на израненные руки.
– Как не стыдно, Джон Тигпен, как не стыдно! – возмутилась старенькая учительница. – Что подумают твои родители?
– Что, черт возьми, с тобой произошло?
Элизабет пренебрежительно оглядела вошедшего в кабинет Джона. Ей пришлось встать, чтобы открыть дверь, и она явно не обрадовалась, увидев его перед собой.
– Ты выглядишь, как какая-то драная кошка, – заметила она, проплывая обратно за стол.
– Лучше не спрашивай, – Джон сел, хотя никто ему этого не предложил.
– Как скажешь, – она с подозрением посмотрела на Джона и уселась в пружинящее кресло. – Что у тебя?
Джон стянул с головы вязаную шапку, разложил ее на коленях и начал выдергивать из нее кусочки мусора со двора Кэнди.
– Я решил взять выходное пособие.
Элизабет остолбенела.
– Что ты решил? – переспросила она, подавшись вперед.
– Выходное пособие. Я беру выходное пособие.
Элизабет прищурилась и впилась в него взглядом.
– Ты что, увольняешься? С ума сошел?
– Выходное пособие, – твердо повторил Джон.
Вопрос терминологии был для него очень важен – ему тридцать шесть, и на пенсию он не собирается.
Элизабет вскинула голову.
– Да ты что? И когда же ты это решил?
– Только что.
– Можно полюбопытствовать почему? – спросила Элизабет.
– Это имеет какое-то значение?
– Да.
Джон посмотрел ей прямо в глаза и почувствовал, как в нем закипает гнев из-за пережитого унижения. Он намеревался прийти к Элизабет, спокойно объявить ей о своем решении и уйти, но вдруг понял, что сорвался на крик.
– Потому что за последние недели меня опрыскивали выделениями скунса, я своими руками собирал в парке собачий кал для чертова анализа ДНК, замерял глубину вонючих сточных канав и вычислял, какой процент от общего дерьма составляют использованные презервативы. Я прятался в подворотнях и списывал номера машин, которые подбирали шлюх на обочине, а сегодня меня чуть не обезвредила из газового баллончика моя бывшая учительница воскресной школы!
Джон грохнул кулаком по столу, особо подчеркивая последний унизительный для него случай.
Элизабет сидела с вытаращенными глазами. Джон ее понимал, он и сам был потрясен собственным поведением. Надо было взять себя в руки, но терять ему было уже нечего.
– Обезьяны – это мое, – Джон стукнул себя в грудь. – Я знаю, сначала ты не хотела меня брать. Но я сделал чертовски хорошую работу – и что заслужил? Это? – он показал исцарапанные в кровь руки. – Ты отняла у меня тему, зарубила будущую серию материалов, а как только поняла, что тут попахивает Пулитцеровской премией, сразу же отдала ее Кэт Дуглас.
Зрачки Элизабет превратились в черные точки, она начала стучать по столу карандашом.
– Кэт Дуглас, бог ты мой! – не унимался Джон. – Ты хоть читала, что она написала в утреннем выпуске? Она же никогда не заходила в помещение к обезьянам. Ее не пустили, потому что она была простужена. Она была в том здании, но и в глаза их не видела. А фотография Исабель Дункан? Да у нее просто нет совести. Надеюсь, ее засудят.
Элизабет молчала.
«Тук-тук-тук», – продолжал стучать карандаш.
Джон сделал вдох и откинулся на спинку стула. Дальше он говорил уже спокойнее.
– У Аманды намечается кое-что в Лос-Анджелесе. Я собираюсь к ней. Черт, ты должна почувствовать облегчение. Теперь у тебя стало меньше на одного человека из тех, от кого надо избавиться. Порадуй руководство.
Элизабет внезапно выпрямилась в кресле и схватила телефонную трубку. Нажала четыре кнопки и немного подождала.
– Да, Элизабет Грир. Пришлите ко мне представителя по кадрам. Сейчас. И коробку для личных вещей. И охрану.
– Я сам могу донести свою коробку, – вставил Джон.
– Да, прямо сейчас, – сказала Элизабет в трубку.