Но я знал, что вскоре эта пустота будет заполнена. Вскоре я почувствую всю тяжесть того, что я сделал. Если бы только забвение настигло меня, прежде чем это случится. Если бы Мальвейль был способен на эту маленькую милость.
Вместо этого раздался тяжелый железный стук дверного молотка. Он звучал как приговор.
Но я не двигался. Лишь повторившийся стук заставил меня прийти в движение. Очень медленно я повернулся и, шатаясь, направился к двери. Глупые, едва сформировавшиеся мысли кружились в моем разуме.
«
«
Ничего не имело значения. Больше ничего. К чему прятаться? Я заслужил осуждение. Сейчас я буду рад любому человеку. Это будет воистину милость.
Я открыл дверь, и обнаружил, что на пороге стоит Вет Монфор.
Она была одна. Должно быть, она оставила машину и водителя у ворот поместья.
Я понял, что еще способен удивляться. Я был так изумлен, что отреагировал на ее появление с яростью, словно еще вел бой.
- Что вы здесь делаете? – спросил я.
Она смерила меня долгим оценивающим взглядом, не проявив никакого удивления. Она вообще не проявила никаких эмоций.
- Вы сделали это, не так ли? – спросила она.
- Что сделал? – бессмысленные автоматические рефлексы требовали от меня быть готовым сражаться. Моя реакция была болезненно абсурдной. Я стоял здесь, измазанный в крови моих детей.
«
Это побуждение погасло, исчезнув в тумане отчаяния.
Я не нападу на нее. И Вет Монфор знала это.
- Что сделал? – повторила она, но без насмешки. Она не выглядела удовлетворенной. Ее голос звучал холодно и странно устало. – Ваше преступление. Это всегда преступление.
Я шагнул назад от двери.
- Вы желаете посмотреть на это лично? – спросил я с горечью. – Заходите. Почему бы вам не насладиться вашей победой?
- Я никогда не перешагну этот порог, - ответила она. – Думаю, что теперь и вы тоже.
- Что вы имеете в виду?
- Вы можете покинуть дом? – она шагнула назад. – Можете выйти ко мне на улицу?
Я не сразу понял, о чем она говорит. Как будто сама мысль о пространстве за стенами Мальвейля стала странной для меня. Я попытался сделать как она сказала, и выйти за порог. Но сделать шаг вперед оказалось для меня не легче, чем взлететь.
Из дыхательной трубки Монфор вырвался вздох.
- Значит, это воистину свершилось, - сказала она. В ее монотонном голосе слышалось некое облегчение. – С вами покончено. Солус в безопасности.
Абсурдность ее заявления разожгла во мне тлеющие угли гнева.
- Солус никогда не будет в безопасности, пока ваш род не уничтожен, - сказал я.
- Вы ошибаетесь. Монфоры – стражи Солуса. Мы давно защищаем его от Штроков и той скверны, что вы выпустили.
-
- Вы удивлены, как это может быть? Но кто из нас обагрен кровью своих жертв? Кровью ваших детей, если я правильно понимаю.
Я не сказал ничего.
Она кивнула.
- Я так и думала. И да, мы стоим на защите Солуса. Я скажу больше. Мы
- Почему вы не сдали нас Инквизиции? – устало спросил я.
- Мы уже пытались. Инквизиция не помнит этого, но мы помним. Монфоры – единственные, кто это помнит. Мальвейль правит через молчание, но мы помним. Даже вас мы будем помнить.
- Значит, вы могли бы остановить это?
- Нет. Мы не можем остановить Мальвейль. Все, что мы можем сделать – пытаться сдержать худшее. Мы и здесь знаем, где остановиться. Мы знаем, что лучше не стоять на пути того, что нельзя победить.
- Вы трусы.
- Мы не глупцы, - она ядовито улыбнулась. – Не поймите меня неправильно. Мне нравится моя жизнь. Я не хочу ее терять.
Все это уже не имело значения. Мне было все равно. Пусть она выжмет из Солуса хоть все его богатства. Я больше не мог понять важность потерь, что несли другие.
- И кто придет за мной теперь? Штаваак?
- Никто не придет. Никто не войдет в Мальвейль, пока вы не сотретесь из памяти. Штаваак тоже забудет вас. Я думаю, что в своих снах он, возможно, понимает больше, чем знает. Или, по крайней мере, понимает достаточно, чтобы не пытаться понять больше, чем нужно. Нет, за вами придет лишь ваша судьба. Я позволю дому пожрать вас, и мы будем надеяться, что его аппетит удовлетворен, и какое-то время все будет спокойно. Пока не придет следующий лорд-губернатор Штрок из другой ветви вашей семьи. Всегда будет еще один Штрок, и мы всегда должны оставаться наготове.
Она повернулась, чтобы уйти, потом остановилась.