Дом над Онего

— Пир во время чумы, — с горькой улыбкой заметила Сазонова, которую мы встретили у магазина, — вчера тут ребенка мотоциклом сбили. Насмерть. Пьяный. А сегодня — праздник…

Профессорша уже не могла остановиться, заговорила про три бича Заонежья — вырубку леса, добычу шунгита и уран.

— Лес, — рассказывала она, — сами видите, гуцулы у нас рубят. Сползли со своих Карпат, на наш лес им начхать, это ведь не их. Пройдут по мандере, точно древолом, половину оставят гнить… и повсюду их следы видны — лужи бензина от КамАЗов.

— А шунгит? — спросил я.

— Шунгит… а что шунгит? Пока его не трогали, он изолировал уран. Защищал от радиации. А теперь — что? Снимут слой шунгита и начнут добывать уран, верно? И губернатор, дорогие мои, конечно, тоже в доле.

Мы вернулись под нашу березку. На лугу танцевали девки из Кузоранды, хоровод водили. С краю — ярмарка: домотканое полотно, изделия из лыка, деревянная и костяная бижутерия, а также водка, пиво, чай из самовара, пирожки с рыбой, пирожки с картошкой, пирожки с морошкой. И шашлыки.

Местные расселись на лугу группами. Вскоре послышалось пение. Каждая компания пела свое. Несколько энтузиастов пытались взлететь на дельтаплане. Для начала едва не запутались в проводах. Потом упали на кого-то из присутствующих. Матерились на чем свет стоит. Больше летать не стали.

Наконец мы вынули наши волынки. Оля запела. Тут же подсели двое лесорубов из Закарпатья (гуцулов, работающих в Заонежье по-черному) с большой бутылкой горилки и две очаровательные местные девушки. Одна из них, пятнадцатилетняя Аня Подшибякина, подарила мне свои стихи — сборник под названием «Искры». Вот фрагмент одной из ее песенок:

Умная женщина,
Как ты права!
Разве много в жизни
Значат слова?

Завершился праздник у нас в Конде.

* * *

Ну а теперь о причине поездки — Александр Свирский. Встреча с ним — одно из моих главных духовных приключений в России. К мощам святого я «приложился», ткнувшись в них носом, в 1999 году, когда мы с Васей прокладывали на яхте нашу карельскую тропу. По сей день помню аромат миро, сочившегося из его руки. Ладонь святого была раскрыта. Я приложился к ней, чтобы вдохнуть запах и разглядеть поближе. Я ведь близорук.

Она казалась деревянной. Папиллярные линии — точно слои древесины, миро между пальцами напоминало капли смолы, ладонь темная, почти коричневая (позже я узнал, что святой Александр был вепсом, а не русским), пальцы чуть согнуты. Свирский умер во сне, а спал он на животе, и монахи нашли его уже после того, как тело остыло. Пальцы разогнуть так и не сумели. Рука блестела. Как на иконе.

Александр Свирский — один из величайших святых Севера. А может, и самый великий. В России он единственный, чьи останки сохранились в идеальном состоянии. Август Вагнер, командир отряда латышских стрелков, который в 1918 году «вскрывал мощи» святого, был настолько потрясен увиденным, что в секретном донесении писал об обнаруженной ими «восковой кукле». Останки вывезли в закрытый музей Военно-медицинской академии, где и спрятали, обозначив как «неидентифицированный экспонат». Когда Ленин умер и потребовалось забальзамировать тело вождя, советские ученые пытались разгадать тайну останков Александра Свирского. Однако тщетно — анализ ничего не дал. В очередном секретном донесении указали: «Естественная мумификация столь высокой степени современной науке неизвестна».

Во время этих «исследований» случилось загадочное происшествие. По ночам в лаборатории академии при останках Свирского дежурила молодая чекистка. Однажды женщина заметила устремленный на нее взгляд святого Александра. Подошла ближе… Да, святой смотрел на нее… Дежурная с силой закрыла ему глаза. Отвела руки… Глаза открылись…

— Ах ты, гад! — воскликнула она и залила глаза гипсом. — Не будешь теперь глазеть! — кричала женщина, когда утром ее обнаружили за шкафом, белую от ужаса.

О Свирском следует сказать еще несколько слов. Он начинал свое подвижничество на святом острове Валаам, где выдолбил себе в гранитной скале пещеру. Это второй человек — после библейского Авраама, — видевший на земле Святую Троицу. Ему было указано место (очень красивое, на берегу Рощихинского озера), где следует построить Троицкий монастырь.

«Позже, — читаем мы в житии Свирского, — он часто также видел Господа Бога, который касался распростертыми крыльями земли, точно ногами, потом исчез… и Матерь Божью, и Апостолов, и Антихриста». В монастыре больше всего любил заниматься рубкой дров. Когда однажды в кухне закончились дрова и эконом попросил игумена послать кого-нибудь из иноков — чтоб не предавались безделью, — Александр Свирский ответил: «Я и сам предаюсь безделью» — и пошел рубить дрова.