– Полагаю, книга моего отца принесла много проблем, – говорю я.
– Да. В течение года или около того мы должны были выставлять офицеров за воротами. Это был ужас. Многие парни на поверку оказались не такими уж крутыми, когда поняли, что им придется провести смену у дома с привидениями. А я вот не возражала. Кто-то же должен был держать упырей подальше.
– Упырей?
– Туристы, которые приезжали смотреть на призраков. Это было наше для них название. Все эти приезжие люди, которые пытаются перелезть через ворота или перелезть через стену и прокрасться в дом. Не буду врать – некоторые из них добирались довольно далеко.
Моя спина и плечи напрягаются от беспокойства.
– Они забирались внутрь?
– Некоторые, – небрежно говорит шеф, как будто это не причина для беспокойства. – Но те времена давно прошли. Конечно, парочка пьяных детишек время от времени пытается прокрасться в дом. Ничего особенного. Дэйн Хиббетс или Ханна Дитмер обычно видят, что они идут, и звонят мне. Сейчас тут в основном тихо, и мне это нравится.
Шеф Олкотт смерила меня тяжелым взглядом. Это похоже на предупреждение.
– Как я уже сказала, мое пребывание здесь временно. Но у меня есть вопрос. Что случилось с Петрой Дитмер?
– Она сбежала, – говорит шеф. – По крайней мере так все считают. Никто не смог найти ее, чтобы это подтвердить.
– Когда?
– Двадцать пять лет назад, – шеф Олкотт подозрительно прищуривает глаза. – Я помню, потому что примерно в то же время ваш отец сообщил мне, что в этом месте водятся привидения.
Значит, это она. Полицейский, который подал рапорт, положивший начало всему феномену
– Раз уж вы здесь, шеф, – говорю я, – не хотите ли чашечку кофе?
Оказывается, несмотря на то что в Бейнберри Холл осталось много вещей, кофе среди них нет. Нам приходится довольствоваться чаем, приготовленным из таких старых пакетиков, что я подозреваю, что они были здесь еще до того, как мои родители купили это место. Чай ужасен – листья уже давно потеряли свой аромат – но шеф Олкотт, похоже, не возражает. Пока она сидит на кухне, ее прежнее раздражение смягчается до состояния смущенного ожидания. Я даже ловлю ее улыбку, когда она видит мою гримасу после того, как я попробовала чай.
– Должна признаться, когда я начинала смену, то не подозревала, что окажусь здесь, – говорит она. – Но когда мне позвонили и сказали, что в Бейнберри Холл что-то происходит, я поняла, что должна сама все проверить.
Я выгибаю бровь.
– В память о старых добрых временах?
– Старых уж точно, – она снимает шляпу и кладет ее на стол. У нее седые и коротко стриженные волосы. – Господи, это было будто сто лет назад. Это
– Папа в своей Книге описывал вас как «офицер Олкотт». Вы тогда только начали работать в полиции?
– Да, прямо новобранец. Зеленая во всех смыслах. Такая зеленая, что, когда мужчина начал описывать, что в его доме обитают призраки, я записала каждое слово.
– Я так понимаю, вы ему не поверили.
– Такой-то истории? – шеф Олкотт подносит кружку к губам, но потом передумывает и ставит ее рядом со шляпой. – Нет, черт возьми, я ему не поверила. Но я приняла его заявление, потому что это была моя работа. Кроме того, я подумала, что здесь произошло что-то странное, раз вы все остановились в «Двух соснах».
«Две сосны» – это мотель недалеко от города. Я проезжала мимо него по дороге сюда – два дерева-близнеца на неоновой вывеске перед домом ярко мигали каждому проезжему. Помню, я подумала, что это унылое местечко с рядом выбеленных солнцем дверей в форме буквы «Г» и парковкой, на которой было больше сорняков, чем машин. Я с трудом представила мою семью и шефа Олкотт, забившихся в одну такую крохотную комнату и обсуждающих призраков.
– Что именно сказал вам папа той ночью?
– Почти то же самое, что и написано в книге.
– Вы ее читали?
– Конечно, – отвечает шеф. – Это же Бартлби. Тут все ее читали. Если кто и говорил, что не читал, то он врет.
Слушая шефа, я смотрю на стену напротив колокольчиков. Она частично окрашена, с полосками серого грунта, покрывающего зеленый цвет.
На меня нахлынуло воспоминание – столь же внезапное, сколь и удивительное.
Я и мой папа. Бок о бок у той самой стены. Погружаем наши валики в миску с мутным серым цветом и используем его, чтобы стереть зеленый. Я даже помню, как случайно сунула туда руку, а папа велел мне сделать отпечаток ладони на стене.
«Так ты навсегда останешься частью этого места», – сказал он.
Я знаю, что это настоящее воспоминание, а не что-то из Книги, потому что папа не описывал такую сцену. И еще она очень яркая. Настолько, что я почти ожидаю, что мой отец войдет на кухню, размахивая кистью и спрашивая: «Готова тут закончить, Мэгз?»
Мое сердце пронзает очередной укол горя.
– Вы в порядке, Мэгги?