Дом на краю темноты

А значит, это что-то другое. Скорее всего, животное. Кто-то, кто знает, что это место пустует 364 дня в году. Что-то, чего мне определенно тут не надо, раз уж я приехала.

Войдя в Комнату Индиго, я щелкнула выключателем у двери. С люстрой, свисающей с потолка, ничего не происходит. Либо проводка перегорела, либо лампочки. Тем не менее свет, льющийся из гостиной, позволяет мне разглядеть некоторые детали комнаты. Я замечаю ярко-зеленые стены, паркетный пол, мебель, одетую, как призраки.

Чего я не вижу, так это портрета Индиго Гарсон над камином. Как и в большой комнате, камень окрашен в серый цвет.

Я отворачиваюсь от камина, и что-то бросается на меня из черного, как смоль, угла комнаты.

Не животное.

Не мистер Тень.

Старая женщина, ужасная и бледная в тусклом свете.

Крик вырывается из моего горла, когда женщина приближается. Она ковыляет ко мне, раскинув руки, ноги в тапочках грозят затоптать подол ночной рубашки. Вскоре она уже на мне, ее руки на моем лице, ладони крепко прижаты к моим щекам, носу и рту. Сначала я думаю, что она пытается задушить меня, но потом ее руки опускаются мне на плечи, и она заключает меня в отчаянные объятия.

– Петра, детка, – говорит она. – Ты вернулась ко мне.

26 июня

День 1

Переехать из квартиры в Берлингтоне в Бейнберри Холл было легко, главным образом потому, что в квартире не было ничего, кроме моих многочисленных книг, нашей одежды и нескольких безделушек, которых мы накопили за эти годы. Мы решили использовать большую часть мебели, которая шла с домом – больше из соображений экономии, чем каких-либо еще. Единственной мебелью, которую мы не оставили, были кровати.

– Я не позволю своей дочери спать в постели мертвой девочки, – настаивала Джесс. – И я определенно не буду спать в постели человека, который ее убил.

Еще она настояла на том, чтобы сжечь пучок шалфея, который должен был очистить дом от негативной энергии. Поэтому, пока Джесс бродила вокруг с горстью тлеющих трав, оставляя за собой дымящийся след, словно ходящая палочка благовоний, я остался на кухне и распаковал обширный набор посуды, который она также унаследовала от своего деда.

Мне помогала Эльза Дитмер, которая жила в коттедже за воротами, не занятом Хиббсом и его женой. Как ее мать, а до этого бабушка, она зарабатывала уборкой домов, включая и Бейнберри Холл. И хоть мы с Джесс и не могли позволить себе нанять ее на полную ставку, мы с радостью оплатили ей пару дней, чтобы она помогла нам въехать.

Эльза была крепкой женщиной лет сорока с мягким голосом и широким, дружелюбным лицом. Она принесла подарок на новоселье – буханку хлеба и деревянный коробок с солью.

– Это традиция, – объяснила она. – Чтобы в новом доме вы никогда не голодали.

Пока мы работали, она почти не говорила, только если я к ней обращался. Когда Джесс прошла через кухню в облаке дыма шалфея, я сказал:

– Уверяю вас, мы не всегда такие странные. Вы, наверное, считаете нас самыми суеверными людьми на земле.

– Вовсе нет. Там, откуда родом моя семья, все суеверные, – Эльза подняла десертную тарелку, которую только-только развернула из газеты. – Были бы мы в Германии, я бы должна была ее разбить. Осколки приносят удачу. Так говорят приметы.

– И что, приносят?

– По своему опыту не скажу, – она задумчиво улыбнулась. – Возможно, я разбила недостаточно тарелок.

Эльза осторожно поставила тарелку на стол. Когда она это сделала, я заметил обручальное кольцо на ее правом безымянном пальце. Ей едва за сорок, а она уже вдова.

– Возьмите ее обратно, – сказал я, а потом быстро развернул такую же тарелку и чокнулся ей с тарелкой Эльзы. – Ну что?

– Я не могу, – сказала она, слегка покраснев. – Это же такие красивые тарелки.

Они действительно были красивыми. И их было много. От двух разбитых ничего не будет.

– Оно того стоит, если они принесут хоть немного удачи этому месту.

Эльза Дитмер неохотно согласилась. Мы вместе бросили тарелки на пол, и они разлетелись на мелкие кусочки.

– Я уже чувствую себя счастливым, – сказал я, взяв щетку и совок, и начал подметать осколки. – По крайней мере счастливее, чем Кертис Карвер.

Улыбка на лице Эльзы померкла.

– Простите, – сказал я. – Это было жестоко с моей стороны. Вы, наверное, их знали.

– Да, немного, – сказала Эльза, кивнув. – Я здесь прибиралась, когда им это было нужно.

– А какими они были?

– Сначала они казались счастливыми. Дружелюбными.

– А Кертис Карвер? Он был?..

Я замолчал, тщательно подбирая слова. Эльза Дитмер знала этого человека. Возможно, он ей даже нравился, и я не хотел ее обидеть. Я удивился, когда она закончила фразу за меня.

– Монстром? – спросила она с нескрываемой злобой. – А кем еще он может быть? Человек, способный сотворить такое со своим ребенком – с любым ребенком – и есть монстр. Но он очень хорошо умел это скрывать. По крайней мере сначала.

Как послушный муж, которым я пытался быть, я хотел проигнорировать это замечание. В конце концов, я обещал Джесс не тащить прошлое в настоящее. Но журналист во мне победил.

– Что случилось? – спросил я, говоря тихо на тот случай, если Джесс пряталась где-то за клубами дыма.