Дом на краю ночи

Натянув канат так туго, как они считали наиболее правильным, моряки оставили его в таком положении: в свое время он непременно должен был сдвинуть судно с места в нужном направлении, а сами стали прилаживать к нему массивный блок. Потом они дали нам знак вытравливать трехдюймовый канат, пока середина его не оказалась на их стороне; ее они зацепили за щеку блока, а в очко стропа пропустили трос беседки,[98] получив таким образом что-то вроде подвижной вагонетки, с помощью которой мы могли переправлять друг другу различные грузы по воздуху, тогда как раньше нам приходилось волочить их в непромокаемых мешках через водоросли, где они легко могли застрять или стать добычей обитающих там чудовищных тварей. Самым главным было, разумеется, то, что именно таким способом мы собирались переправить на остров людей с корабля, впрочем, теперь наши планы претерпели некоторые изменения, ибо мы вознамерились спасти сам корабль! Кроме того, перлинь находился недостаточно высоко над поверхностью плавучего континента, чтобы путешествие в беседке было безопасным, а мы не хотели натягивать его слишком туго, чтобы поднять на надлежащую высоту, поскольку боялись, что он может лопнуть, и тогда нам будет стократ сложнее вытянуть корабль на чистую воду.

Пока я размышлял обо всем этом, боцман велел одному из наших товарищей заняться приготовлением завтрака; когда все было готово, мы оставили раненного в руку матроса нести вахту на краю обрыва, а сами отправились к палатке и, усевшись вокруг костра, воздали должное остаткам ветчины и сыра. После завтрака боцман велел коку сменить раненого матроса, чтобы он тоже мог поесть, а остальных повел вниз — собирать водоросли и сухую траву на ночь, чем мы и занимались большую часть утра. Был уже почти полдень, когда мы доставили на утес последние охапки топлива; сложив их у костров, мы поспешили к обрыву, чтобы узнать, как идут дела. Наш часовой рассказал, что, пока мы отсутствовали, большой канат дважды спускался почти до самой травы и морякам на судне приходилось вращать шпиль, выбирая слабину. Это был добрый знак; судя по всему, судно продолжало медленное движение, хотя и кормой вперед, но в нужном направлении — к острову. Когда мы поглядели на корабль, нам даже показалось, будто он действительно приблизился, но это, конечно, было лишь плодом воображения, ибо даже при самом благоприятном стечении обстоятельств судно могло сместиться самое большее на пару-тройку саженей. Тем не менее все мы изрядно приободрились и снова помахали стоявшему на надстройке наблюдателю, а он помахал нам в ответ.

Вскоре настала пора обеда, после которого мы с великим удовольствием выкурили по трубочке, а боцман осмотрел наши начинающие подживать раны. Почти весь остаток дня мы просидели на краю нашей площадки, глядя на корабль, и своими глазами видели, как моряки трижды подходили к шпилю, чтобы подтянуть провисший перлинь. В целом судно приблизилось к острову уже почти на тридцать саженей; мы узнали это из ответа на письмо, которое по желанию боцмана отправили на корабль. Вообще же за вечер мы обменялись с нашими друзьями еще несколькими посланиями, так что в конце концов подвешенная к блоку беседка оказалась на нашей стороне. Перегонять ее обратно мы не стали, так как люди с корабля обещали нам, что всю ночь будут следить за веревками и не дадут им касаться воды.

Наконец наступили сумерки, и боцман приказал зажечь костры, которые мы приготовили еще днем; затем мы поужинали и стали готовиться ко сну. К счастью, ночь прошла спокойно — должно быть, костры пугали морских дьяволов, и нас снова никто не потревожил. До самого рассвета горели огни и на борту корабля, благодаря которым нашим вахтенным было не так одиноко на дежурстве; когда же наступило утро, мы с радостью увидели, что за прошедшие часы судно весьма ощутимо приблизилось к острову. Изменения в его положении были столь очевидны, что уже никто не принимал их за игру воображения: корабль продвинулся сквозь массу водорослей больше чем на шестьдесят саженей, так что теперь мы почти различали черты вахтенного, а также многие подробности устройства судна, которые рассматривали с изрядным интересом. Заметив нас на утесе, вахтенный махнул нам в знак приветствия, и не успели мы ответить, как рядом с ним появилась вторая фигура, поднявшая над головой какой-то белый лоскут вроде косынки — что весьма вероятно, ведь этим вторым человеком была женщина; поняв это, мы сняли головные уборы и помахали ими в воздухе. Затем мы отправились завтракать, после чего боцман вновь перевязал наши раны и, оставив на дежурстве матроса, лишившегося пальцев, повел остальных (за исключением укушенного в руку) на дальний пляж собирать водоросли для костров.