Дом на горе

Он потрогал тугой бицепс на правой руке Сергея и вздохнул. Когда же у него будут такие мускулы?

Да и вообще, старший брат у них деловой, серьёзный, таким можно только гордиться. Во время войны Сергей был бравым старшиной первой статьи на торпедном катере «Удалой», заслужил три боевых ордена и пять медалей, а сейчас он работает председателем правления колхоза.

Только брат почему-то редко вспоминает о своей матросской службе, а всё больше рассказывает Косте и Кольке о том, что у них в колхозе к Новому году будет пущена в ход электростанция, начнёт работать свой радиоузел, появятся три грузовые машины…

Спору нет - это, конечно, хорошо, но нельзя же забывать и про боевые дела на фронте!

Что до Кольки и Кости, то они могли часами рассказывать приятелям о наградах Сергея, о его матросской службе, о подвигах торпедного катера «Удалой» и просто о море. В их представлении оно было картинно-синим при солнце, фиолетовым - вечером, свинцовым - в бурю. Опасной, тяжёлой, но вечно солнечной, вольной казалась им жизнь на море.

Не желая, чтобы матросская слава брата так скоро забылась, Костя с Колькой поддерживали её, как могли, - старую бревенчатую избу с резными наличниками на окнах называли «катер» и по всякому поводу старались объясняться на морском языке: по утрам не будили друг друга, а «свистали побудку»; пол не мыли, а «драили палубу»…

Умывшись, Сергей с братьями сел обедать. Он достал книжку, положил её на край стола и зачитался. Щи он ел, не глядя в тарелку.

Колька решил созорничать - отодвинул тарелку в сторону, и Сергей, точно слепой, долго шарил ложкой по столу. Братишка прыснул в кулак.

- Не балуйся, Микола! - погрозил ему пальцем Сергей, обнаружив проделку.

Обедать Кольке стало скучно. Он наспех поел щей и покосился на дверь. Но Костя сегодня был на удивление хлебосолен - то и дело подкладывал Кольке хлеб, подливал густых дымящихся щей.

- Кушай, Микола, поправляйся! Смотри, щи-то какие - в звёздочках, с мясом…

- Серёжа, - не выдержал Колька, - чего он меня, как гуся на убой, откармливает! Это он нарочно… я знаю. Из-за проса всё!

Но Костя и глазом не повёл, а только деловито заметил Сергею, что Кольке надо поправляться.

Сергей на минуту вскинул голову:

- Правда, Микола, отощал ты у нас за лето. Ешь больше! - и опять опустил глаза в книжку.

А обеду, казалось, не будет конца. После щей Костя подал картошку с грибами, потом молоко.

Когда наконец отяжёлевший Колька выбрался из-за стола, его потянуло подремать. Но он стойко преодолел этот соблазн и, тяжело передвигая ноги, вышел из избы.

На свежем ветерке он быстро взбодрился, заглянул с улицы в окно, показал Косте кукиш и весело пропел:

А вы просо сеяли, сеяли…
А мы его выполем, выполем!..

- Что это он? - удивился Сергей.

- Пообедал крепко, вот и веселится! - хмыкнул Костя.

После обеда Сергей мельком взглянул на часы: «Ага, минут сорок можно!», достал тетрадь, пузырёк с чернилами и принялся что-то писать.

Он учился на первом курсе заочного сельскохозяйственного института и использовал для занятий каждую свободную минуту.

Костя, на цыпочках передвигаясь по избе и обходя наиболее скрипучие половицы, бесшумно убрал со стола посуду, подмёл пол.

На полочке, между окнами, он заметил стопку ученических тетрадей. Мальчик заглянул в одну, в другую. Это были тетради Сергея по химии, математике, ботанике.

Писал Сергей крупными кособокими буквами, строчки загибались книзу. Встречались и кляксы, тщательно затёртые резинкой. Тетради были аккуратно обёрнуты в газету, в каждой лежал листок промокашки.

«Как у Кати Праховой», - подумал Костя о своей однокласснице, аккуратные тетради которой учителя всегда ставили ребятам в пример.

Просмотрев тетради, Костя стал спиной к печке, скрестил руки и принялся наблюдать за Сергеем.

А любопытно, когда здоровый, плечистый парень сидит над тетрадями и книжками, пыхтит, ерошит волосы, дёргает себя то за кончик носа, то за губы, поминутно клюёт пером в пузырёк с чернилами!..

Неожиданно Сергей поднял голову и встретился глазами с братом.

- А знаешь… - Он отложил в сторону ручку. - Ты сейчас, как наша мать… Она вот так же, бывало, станет у печки, руки на груди сложит и смотрит, смотрит… Потом обязательно про учение заговорит, про школу…

Костя не нашёлся, что ответить. Как подбитая птица, он вдруг закружился по избе, переставил зачем-то с места на место крынки и чугунки на лавке, потом схватил тяжёлый чёрный косарь и принялся скоблить и без того уже чистый, шероховатый кухонный столик.

Ему вспомнилось, как война всё смешала в доме Ручьёвых. Ушли на фронт отец Кости - Григорий Ручьёв - и старший брат Сергей. Вскоре отец погиб, а вслед за ним умерла давно болевшая мать. Осиротевших Костю и Кольку взял к себе Фёдор Семёнович. Но потом и учителя призвали в армию. Ребята остались с его женой, Клавдией Львовной.

Избу Ручьёвых заперли на замок, окна закрыли ставнями.

Костя частенько прибегал к родному дому: летом вырывал траву около крыльца, зимой разгребал снег - пусть люди не думают, что Ручьёвы совсем покинули своё родное гнездо.