Читаем Дом моей судьбы полностью

— Ну как же вы не мистик, если всерьез поверили, будто все железные дороги и спутники добыты из человеческой головы! Это и есть идеализм! Бог вам, значит, дал разум, а от разума мысли… Так? Но это же рассуждения Сократа, Платона и Аристотеля! Так попы людям внушали. Еще Декарт: «Я мыслю, следовательно, я существую…» Это же вранье! Если я сплю, разве не существую? А если воображаю, но не мыслю, то уже меня нет? Ну а если просто работаю, то опять же я исчез? Предположим, не могу изобрести новый автомобиль, то уже неполноценный? Нет, ясно море! Александр Матросов закрыл грудью амбразуру фашистского дзота! Это геройство! Великая ценность! Нам дороги и мальчишки, которые будут воинами, рабочими, спортсменами, мы ценим и красоту девушек, и материнство женщин, и вежливость соседей, и бескорыстную любовь к Родине, и общительность собеседника. Разве не так? Богословы внушали: человек — сосуд, а сознание зажжено в нем богом. И эта ерунда варьируется на все лады. Если бы у человека ничего, кроме бытия и духа, не было, то он бы походил на сообщающийся сосуд, в котором сознание то повышается до краев, то понижается…

— Сознательный или несознательный — так все говорят…

— Вот, вот, откармливаем акселератов! — Лицо Александра помрачнело. — Акселераты… Одышечные юные бездельники, малоподвижные и послушные, сидят и слушают учителя, а у них сердце детренировано! Они и задачки неплохо решают, и на уроках бойко отвечают. А куда годны? В армию? В социальный конфликт? Человек не дух и тело, он многоветвистый характер! А то разводим безвольных всезнаек, трусливых мыслителей. Человек не камера, которую можно накачать знаниями.

— Но ценность мысли вы не отвергаете?

— Что за ерунда? Конечно, нет! Но если человек не мыслитель, то у него есть какой-то другой талант. И высшая ценность — характер.

— Погодите! — спохватился я. — Душа — это что? Психика! У всякого живого человека есть тело и психика! Разве не так?

— Ох! Опять двадцать пять… То есть двадцать три, — засмеялся Александр. — Вы с компасом когда-нибудь работали? Представьте себе, что шкала компаса была бы из двух меток — «север» и «юг». И никаких больше делений не имелось. Как бы современные навигаторы брали курс самолетам, кораблям? Когда-то круг компаса был разделен на шестнадцать секторов, затем его разметили на тридцать два румба. Ныне полная окружность имеет шкалу в триста шестьдесят градусов…

— Да знаю я это! Но психика у человека имеется?

— В том-то и дело, что деление человека на два «сектора» — «душа» и «тело» — условно! — воскликнул Александр. — Вообразите, что штурман в определении направления движения корабля допустил ошибку в один-два градуса. Корабль собьется с курса. Уйдет черт знает куда! На местности получится громадная ошибка.

— Да неужто у нас нет психики? — удивился я.

— Есть, есть! — разочарованно махнул рукой Половников. — Даже христианство создало не две, а десять заповедей! Но дело не в психике и теле, а в характере. Мы разделили характер на двадцать три «сектора» воспитания.

— Воздействуете на психику и на тело?

— Вот как вы затвердили догматы!.. — Половников обиделся. — «Тело» и «психика», «физическое» и «психическое», «духовное» и «бездуховное», «сознательное» и «несознательное». Это упрощение. Это молот и наковальня, которыми разбивали глыбищу богословия. Но такими грубыми инструментами ни человека не воспитаешь, ни общество не скуешь. Нужны современные тонкие инструменты.

— Все мне понятно, — примиряюще глядел я на Половникова. — Но какие же такие требуются инструменты, чтобы заменить «сознание» или «психику»?

— Ну, знаете! — Александр возмутился. — Толкую вам, толкую… Что такое «сознание»?

— Мышление, — заторопился я.

— Даже этого вы не знаете, — улыбался, вздыхая, собеседник. — Понятие «сознание» шире, чем «мышление». В структуру его входит и восприятие информации, и запоминание, и переработка информации. Значит, сознание — это и речь, и память, и мышление. Уже три ипостаси! Вы теперь меня поняли? Три! Есть центр мышления — это одно, есть центр головной памяти — это другое, есть центр речи — это третье! Воображение — четвертое и так далее… Если мы в обучении и воспитании ребят не будем учитывать всех центров, если мы не расчленим понятие «сознание» на более тонкие категории, то мы же ничему ребят не научим! Скажите, привычка — это сознание?

— Не знаю…

— То-то же! Хоть признались, что не знаете! Есть ученики, у которых отменная память, они легко все запоминают. И сообразительность хорошая. Но если у них не выработать привычки физически трудиться, то при всей их «сознательности» на ваш манер, то есть при умении мыслить, толку в работе от них не будет. Они окажутся несознательными! А дело-то не в сознательности, а в отсутствии привычки трудиться. Ленин учил, что противопоставление материального и идеального оправдано только для гносеологических исследований и «за этими пределами оперировать с противоположностью материи и духа, физического и психического, как с абсолютной противоположностью, было бы громадной ошибкой». Убедительно?

— Разумеется.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза