Дом Леви

– Мы не пришли сюда ради комплиментов твоей жене. Теперь говори, что хотела от тебя та уважаемая троица? Не стоит тебе накликать на себя беду, Бруно, – вопрос по делу – ответ по делу.

Два парня по сторонам вынимают руки из карманов и приближаются к стойке. Хозяин трактира вынимает трубку изо рта.

– Что вы на меня напали? Речь шла о деле, и больше ни о чем. Пришел господин Кнорке от имени нашей организации бойцов мировой войны. Они хотят снять у меня большой зал, который рядом с трактиром, для скромной вечеринки. Что в этом плохого? Организация эта не политическая, и в эти трудные день каждый ищет заработать еще немного грошей. Ну, что плохого можно в этом видеть?

– Хватит! Получили ответ! Убирайтесь! – Силач Пауле выходит из-за стойки, угрожающе становится рядом с Отто.

Саул замирает.

– А-а, – Отто бледнеет, – мы только и ждали твоего приказа. Нашел себе новую профессию, а, псина. Хочешь лаять вместе с ними, ура! Берегись, Пауле, дрессировщик собак.

Пауле сбрасывает куртку. Глаза его сверкают. Рот кривится. Трет кулаки. Друзья Отто становятся между ними. Эгон занимает позицию за спиной Отто, дружески кладет ему руки на плечи.

– Я же говорил вам, что беспорядки должны грянуть! – ноет горбун.

– Господи, спаси! – Визжит могильщик и делает большой глоток водки. – Дело движется к тому, что придется заказывать у священника христианское погребение.

Оскар тоже сбрасывает пальто. Он готов. Глаза его сверкают, как и его шевелюра.

– От чего все так возбудились? – пытается снизить напряжение могильщик. – Я знаком с организацией Кнорке. Встречал ее членов на кладбище, пришли похоронить товарища. Похороны были красивыми, И организация в порядке, поверьте мне. Все у них есть – и касса, и гимн, и председатель, и знамя. Оставьте их в покое.

– Они вне политики?! Весьма поощрительна твоя глупость – возрождать из мертвых.

Плотник Франц, сидящий за одним из столов, встает:

– Эти вне политики? Да они же верные церберы Гитлера. Желательно, чтобы ты устроил этим господам красивые похороны, а не красивое собрание. Вот это будут похороны. Весь пролетариат Берлина придет сказать свое надгробное слово.

– Сядь, Пауле, – советует Оскар. – В этом парламенте у тебя нет права голоса. Берлин – красный.

– Чего мне садиться? Встану и буду говорить! Пусть услышат голос истинного германского патриота, а не голоса людей Москвы.

– Хвала Германии! Хайль!

– Эй, сволочи, кто тут орет «Хайль»?

– Смотрите, кто защищает коммунизм, Сутенер, пасущий проституток. Хочешь основать у нас коммуны, Оскар? Коммуны шлюх? Неплохой бизнес.

– Что ты сказал, Пауле? – одним махом руки Оскар сметает со стойки ряд пустых стаканов, и они рассыпаются в осколки у ног Пауле.

– Езус и святая Мария, помилосердствуйте! Осколки – знак беспорядков! – резкий голос горбуна рассекает, как кинжал, напряженную атмосферу.

Крики со всех сторон, не разобрать, кто за, кто против. Не ясно вообще, о чем речь. Эльза с двумя подружками тотчас ворвалась в кабак, и все втроем начали визжать, как будто весь спор вспыхнул из-за них. Два парня, пришедшие с Отто, сдерживают Пауле и Оскара, скрежещущих зубами друг напротив друга и старающихся вырваться из вцепившихся в них со всех сторон рук.

– Пауле, вперед! Покажи им свою силу, тут у тебя много верных помощников.

– Ну-ка, попробуйте! Узнаете силу рабочего Берлина!

– Сволочи! Герои великие! Тупые головы! Берлин – красный!

– Красные герои! Постельные клопы! Что вы сделаете против чрезвычайного положения?

– Только здесь, в трактире, нагло открываете рты на Флору.

– Эй, вы, ослами были и ослами останетесь!

И поверх всех голос горбуна:

– Ой, ой, успокойтесь, люди! Вы что, не видите: портрет президента дрожит. Вы сошли с ума? Это же мятеж! Катастрофа!

Оскар сумел вырваться из железных объятий.

– Оскар! Оскар! – кричит перепуганный насмерть могильщик. – Оскар, помни, из гроба человек не восстанет.

– Эй, Пауле! – Оскар бросается к нему рывком хищного зверя. – Сейчас я проучу тебя за сутенера, пасущего проституток, за коммуну шлюх…

Внезапно гаснет свет. Рабочие стучат стульями, звенят разбивающиеся стаканы.

– Горе мне, – подвывает горбун, – пиво выплеснулось на меня! Дурной знак!

– Проклятые фашисты. Только в темноте можете совершать свои делишки.

– Почему погас свет? Кто-то может мне объяснить?

– Темно, как в могиле.

– Рабочие, будьте разумными.

– Свинья! – визжит Эльза. – Убери свои лапы!

– Сумасшедшие, – Флора зажигает свет. – Совсем потеряли рассудок? Воете в темноте, как младенцы, на которых напал страх. Эй, вы, там!

Флора обращается к Отто и двум его парням. – Мы же люди, все братья, найдем компромисс, Да пошел он ко всем чертям со своими товарищами и своей вечеринкой, господин Кнорке. Слишком дорого он мне обойдется. Еще в эту ночь мне все здесь разобьют.

– Катастрофа! Катастрофа! – всхлипывает горбун.