Дом Леви

Это голос Отто. Теперь Саул его обнаруживает. Отто у трактирной стойки. Два высоких парня закрывают его от Саула. Одеты они в темные штаны для верховой езды, в черные рубашки, на которых у каждого большой выделяющийся знак – серп и молот. Руки держат в карманах и поверх головы Отто, глаза их вперились в лицо хозяина трактира. Тот стоит за стойкой, и вроде ведет какие-то счеты, делая вид, что очень занят. Толстая сигара перекатывается у него во рту. Около него стоит Пауле, выделяющийся огромными кулаками, предводитель всех парней переулка.

– Бруно, вытащи эту соску изо рта! – повторяет Отто, привлекая криком двух высоких, стоящих по обе его сторон, парней. – Отвечай, Бруно.

В трактире слышен сдержанный смех. Всему переулку известна толстая сигара хозяина забегаловки. Он не вынимает ее изо рта даже на миг. Но если вспыхивает спор, перебранка, и воздух в трактире накаляется, Бруно вынимает сигару, чтобы внести и свою лепту в спор, и тут мгновенно появляется его толстая жена Флора, и грозно кричит:

– Бруно! – И сигара возвращается в рот своего хозяина.

Жители переулка спрашивают с показной наивностью:

– Флора, в постели он вынимает сигару или нет? – и быстро убираются из трактира. Потому что у Флоры щетинятся не только ее усы, язык ее так ощетинится, что хоть стой, хоть падай. Побаивается она лишь одного человека из переулка – Отто.

– Бруно, говори, как человек. Мы хотим услышать честный ответ на честный вопрос. Что от тебя хотел твой друг Кнорке, пропади он пропадом, и две лунообразные физиономии, сопровождавшие его, пропади и они пропадом? Что они просили, чтобы им провалиться в преисподнюю, от тебя, тогда, после полудня, а, Бруно?

Кап-кап! – длит свое бормотание кран, словно бы подчеркивая слова Отто. Хозяин забегаловки вынимает изо рта сигару. Оскар встает со своего места и танцующей походкой приближается к стойке. Саул перестает стесняться и тоже приближается к Отто.

– Что вы на меня напали? – глаза хозяина забегали по всей забегаловке, голос скрипит, как старая пила. – Еще так напали! Это что, в первый раз господин чиновник посещает мой трактир?

– Бруно! – на лице Отто появляется горестное выражение. – Бруно, не напевай нам опереточные куплеты. Ты что думаешь, пропади ты пропадом, что выступаешь перед несчастными близнецами, а, Бруно? Нас тоже окунали в прекрасные воды, и друга моего Кнорке, пропади он пропадом, я хорошо знаю. Когда этот субчик пытается посетить барышень переулка, он лепится к стенам домов, у него трясутся колени от страха Божьего и от мысли, что он собирается совершить. Всегда у меня возникает к нему жалость к этому несчастному, пропади он пропадом. И вдруг сегодня является сюда во всем своем великолепии, мундир республики сверкает правом быть облаченным на этом осле. И двое его сопровождающих с симпатичными физиономиями, пропади они пропадом, существа в его вкусе. Бруно, что искали здесь эти братья-субчики, а, Бруно?

– Какое тебе до этого дело, красный клоп? – Это Флора вернулась из-за двери, за которой прислушивалась к каждому слову.

– А, Флора, добрый вечер?

Отто приветствует ее с большим уважением, как будто это его тетя, что только прибыла издалека.

– Флора послушайся совета старого и нормального, в отличие от тебя, человека: не вмешивайся в дела мужчин. Иди отсюда, Флора, и займись своим симпатичным сынком, Флора.

– И не прислушиваться к каждому хриплому свистку? Что ты вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются? Убирайся отсюда со своими двумя красными хулиганами, которых ты сюда привел.

– Флора, не заваривай со мной кашу. Сильно пожалеешь об этом блюде, куколка моя, ты ведь единственная в переулке, на которую я поглядываю сзади, когда ты проходишь мимо меня. А почему? Все из-за расчетов, Флора.

Щеки Флоры начинают пламенеть, как два анемона. Могильщик Шенке громко сморкается и пускает старческую слезу. Рабочие хохочут и пьют за здоровье Отто.

– Почему смеются? – спрашивает долговязый Эгон, – Кто-то может мне это объяснить?

Никто на него не обращает внимания. Флора снова визжит из самого нутра своего брюха.

– Кончай свою болтовню! И не являйся сюда со всякими своими мыслями! Убирайтесь!

– Флора, говорю тебе, до всякой самой простой мысли. – Отто отпускает ей в высшей степени сердечную улыбку. – Проходя мимо тебя, я ловлю себя на вопросе: с какой быстротой может такой тупица, как твой муж, обернуться? Флора, я люблю видеть тебя сзади.

– За тебя, Отто, – поднимает рюмку красавчик Оскар.

– За тебя, Отто, – откликается весь трактир.

Портрет Гинденбурга на стене покачивается от взрывов смеха.

– Обратите внимание, обратите внимание! – шепчет горбун, и глаза его расширяются от страха. – Портрет президента трясется. Это знак больших беспорядков…

– Куда исчезла Флора, – удивляется Эгон. – Кто-то может мне объяснить?

– Бруно, а теперь поговорим по делу, – говорит Отто, явно делая над собой усилие в момент, когда Флора испарилась. В трактире воцаряется молчание.