– Очень красивое изделие, настоящий шедевр, современный, не так ли? И такой красивый, детка.
Тетя Регина рассматривает через лорнет, прикрепленный тонкой цепочкой к шее, комнату. На груди у нее усыпанный бриллиантами крест, который она одевает только в особо торжественных случаях, как на этом вечере, к примеру. Это дар к свадьбе уважаемого судьи.
На кожаном диване, между господином Леви, с одной стороны, и дядей Альфредом – с другой, сидит Филипп и наблюдает за членами семьи во всеоружии своих ценностей.
«Вот она, еврейская семья! »
Уходит 1930 год, и глава правительства выступает по радио с прощальной новогодней речью: «Завершается год тяжелейшего кризиса. Граждане Германии…»
Филипп единственный прислушивается к речи. Комната полна смесью болтовни и смеха:
– Мировой кризис обострил кризис в Германии…
– Честь имею объяснить вам, что глава правительства Брюннинг – умеренный либерал и своей политикой сохраняет страну от авантюр.
– Франц, выключи радио, достаточно шума в комнате.
– Завтра праздник Рождества, разрешите показать вам завтра праздничный Берлин. Выпьем за Новый год, Лео! – поднимает дед рюмку, обращаясь к сыну брата.
Между ногами гостей болтаются Иоанна и Бумба.
– Зачем я пришел сюда? – бормочет Бумба. – Нечего тут делать между всеми этими дядями и тетями.
Иоанна крутится вокруг дяди Альфреда. Одета в праздничное платье, черные косички крепко заплетены и повязаны белыми шелковыми лентами. Носки Фрида закрепила ей резинками, врезающимися в кожу ног. Фрида считает, что Иоанна похожа на дядю Альфреда. Стоит Иоанна за диваном, и ей не терпится поговорить с дядей.
– Иоанна, – замечает ее Филипп и привлекает к себе, – привет тебе от Саула.
– Ты видел его?
– Да, вчера мы гуляли, и я купил ему много хороших вещей: куртку, ботинки на гвоздях и пояс.
– Правда! – удивленными глазами смотрит Иоанна на Филиппа.
Она чувствует руку на своих волосах, руку дяди Альфреда. С большой любовью относится дядя к детям брата. И когда Иоанна поворачивает к нему лицо, он старается изобразить выражение мягкости, снимает очки и улыбается ей, как ему кажется, надо улыбаться маленькой девочке. Он выглядит в этот момент очень странно, и Иоанна чувствует себя несчастной, потому что похожа на него. Роется дядя Альфред в своих карманах и ничего не находит, чтобы дать Иоанне.
– Вы что-то потеряли, дядя Альфред?
– Нет, девочка моя, но я не нахожу… Что бы хотела девочка получить в подарок?
– Ботинки на гвоздях, плащ – одежду Движения.
– Что за вещи, детка? – в смятении обращает дядя Альфред добрый свой взгляд на Филиппа.
– Девочка имеет в виду форму молодежного Движения.
– Молодежное еврейское Движение, дядя Альфред.
– Молодежное Движение под знаменем сионистской идеологии, господин Альфред.
– Оно собирает всех евреев, дядя Альфред, превращает пустыню в цветущий сад и строит теплый дом для евреев в Палестине, дядя Альфред! – все больше воспламеняется Иоанна.
– А-а, Палестина, да, Палестина, – протирает дядя Альфред очки, – родина монотеизма, родина чистого духа, религии откровения. Но сионизм, это что, теория… доктора Герцля…
– Он не был доктором, дядя Альфред, и имя у него другое, его звали Иегуда Маккавей, и он воевал во главе меньшинства против большинства.
– А-а, Иегуда Маккавей, да, – смеется дядя. – воевал против греков, которые были идолопоклонниками в те дни. Да, детка, но великий дух эллинизма смешался с чистым духом иудаизма благодаря христианству. И возник великий гуманизм, заполнивший мир.
– Что вы говорите, дядя Альфред? Чья родина – Палестина? Всех, которых вы назвали, а не евреев?
– Палестина, а, да, Палестина… Мессианский гуманизм осуществился во всем мире.
– Дядя Альфред, у меня к вам много вопросов.
– Спрашивай, дочка, спрашивай.
– Дядя Альфред, вы совсем на меня не похожи, как все говорят, и то, что вы говорите, не похоже на то, что говорят Саул и Джульетта, совсем не похоже! – Иоанна постукивает ногой по ковру.
– Иоанна! Что это за топанье ногами?
Иоанна видит наведенный на нее лорнет тети Регины и убегает с глаз долой.
– Яков, – говорит тетя Регина брату, – то, что касается твоих внуков, Яков…
С волнением рассказывает тетя Регина подробно о струнах разобранного пианино, и дед начинает грохотать громким смехом, так, что все поворачивают в его сторону головы.
– Яков, – выговаривает ему тетя, – Яков!