И ехать тоже надо, не пропадать же такой возможности. Когда для тебя ещё вдруг одно место свободное окажется, чтоб лететь на другой край света на халявку. Как для друга и ассистента Малколма, главного массажиста Канадской Олимпийской команды по пляжному волейболу. Перелёт вот только бесплатный, а все остальное - на свои денежки покупать. Ну, ничего, я Лондонским сквотом научен, как выживать в экстремальных ситуациях. Рынки с гнилыми фруктами в любом городе мира есть, бабушки добрые опять же там на этих рынках, а уж если что, то и из супермаркетов можно приличный обед себе устраивать каждый день. Этому меня лондонский панк Рокки научил в "Сэйфвэе" в Камдентауне подъедаться. Заходишь туда, берешь колясочку побольше размером, семейную такую и нагружаешь ее до упора, как будто ты добрый семьянин затариваешься на всю неделю этой пластиковой пищей. А пока ходишь так долго, ну около часа может, пьешь себе пиво, ешь булочки с колбаской, потом яблочко кусишь, бананчик там с апельсинкою, и всё нормально - день дюжишь. Поел себе спокойно, колясочку в проходе между стеллажами бросил и пошёл себе жвачку с кселитом покупать за 10 пенсов.
Я потом и Пузанова этой методике обучил, и ему так это понравилось, что он уже, будучи маститым папараци с деньгами в Париже супермаркеты обувал на булку-другую с колбаской болонья.
Правда пару бутылок портвейна я лучше с собой возьму отсюда из Торонто, так дешевле будет. Да и надежнее. Лишь бы мне до встречи дотянуть, не открыть пробки. Хотя вылетаем мы 3 июля, через Ванкувер, потом Токио. В Токио сидим пару часов и дальше в Сидней. Посадка в Сиднее 4 июля в 6.15 утра, так что я смогу себя сдержать и не выхалкать звенящую жидкость до полудня. А уж в полдень - держись за стены Театр Оперы и Балета.
Вот только, правда, встречаться не с кем совсем там, в Сиднее то этом. Все попередохли, как мухи. Одна надежда есть, что Найджел подъедет. Он собирался из Лондона на Олимпиаду, но вот только не уточнил когда. Ему же я везу эту стопку Пузановских фотографий из-под моста Альма в Париже.
Ну, ничего, был бы портвейн, а выпить всегда с кем найдется. Отметить "сильной" эту всеобщую дурацкую мечту. Совсем как Веничка на Красную площадь добирался в своей первой жизни.
А вот в какой жизни моя жена крутобёдрая упрекала меня в присущей старикам подчиненности великой Власти Воспоминаний? Не помню.
Не помню, сколько жён у меня было крутобёдрых в принципе.
Нет, не от жизни я устал, просто интерес к ней падает, - чувство вторичности притупляет эмоции, я постоянно ловлю себя на мысли о том, что всё это было, было. Вчера или позавчера, иль тысячу лет назад в другой жизни.
Неприятное чувство - будто тысячелетний старик заглянул в прошлое.
Кармические воплощения с дедушкой Сай Баба.
И еще я вот что думаю. Как я до сих то пор вообще не сдох. Как мы все вообще не сдохли?
Вот сколько мне? - не буду говорить, окей - скажем так - сколько нам всем?
Мы были детьми в шестьдесят пятых - семьдесят пятых, проще говоря, положа ногу на ногу - руку на сердце, (можно было б написать цифрами, как 65-75, но теряется весомость и значимость цифры). И ведь, правда, возвращаясь назад, трудно поверить, что мы еще живы.
Детьми мы ездили в авто, если таковые были у наших родителей, или друзей родителей, или в таксо, без ремней безопасности и воздушных подушек.
Проехаться в кузове разбитой в смерть полуторки соседа-алкаша дяди Лёни до заправки на горе, и не выпасть из кузова на ухабах было счастьем и событием недели.
Моя детская кроватка никогда не предполагала в себе функции защиты от падения на пол. У неё никогда не было ни спинок, ни боковинок. Ночные падения с неё были такими же частыми, как падения с громадного взрослого велосипеда дяди Николая, погибшего в Ташкенте, когда ты едешь в позе товарища Кваземодо - "под рамкой".
Мы пили воду не только из шланга садового участка, не только прямиком из речки-говнотечки, не задумываясь, сколько коров из колхозного стада справили своё грязное дело вверх по течению. Нет! Мы даже пили воду из луж, просто процеживая её через свои (дедушкины, то бишь) старые кепки, не понимая, что вода от этой фильтровки становиться только еще более инфицированной, так как кепка эта пришла еще от прадеда. И сколько горячего пота через неё прошло - один Бог знает своим великим Боговым умом.
Ужас-кошмар-какой-то-блядь.
Мы тратили часы, дни на конструирование наших машин (телег) из рухляди, с деревянными колёсами, скатывались на них с самых высоких холмов, только в самый последний момент, вспоминая, что совсем забыли, как тормозить, так как тормоза были совсем не предусмотрены. И только уже скатившись с гиканьем несколько раз, понимали, что кусты - это как раз и есть тормоза.
Мы уходили из дома рано утром, играли весь день до тех пор, пока не зажигались первые звезды на тоскливом небосводе, и никто не мешал нам и не искал нас. Мы были никому в это время не нужны. Мы предоставлялись самим себе.