Способны с первым встречным в ладу быть мы,
если в ладу с собой: во всех обличьях.
Не вытеснять ни холод, ни жару,
ни, чем бы ни была та, смерть саму.
Одни себя способны пересилить.
Другие ограничат точно в график.
Но есть и те, кто может только, выйдя
из "лично я", с собою совладать так.
Любой системе нужен сбой. Движение
предполагает ветхих схем уничтожение.
Земля накренилась, в критичной угол точке.
Меняют не впервые климат полушария.
Сливают воду в ниши ископаемых, вглубь почвы.
Пресная жидкость на вес золота близ Азии.
После коллективизма в странах бывшего Союза –
предельный эгоизм с финансовым абьюзом.
Европа наводняется исламом
в противовес распущенности нравов.
Америка уже сама не знает,
как изощриться (вне стены, Корана).
Конвейер одинаковых (где у́зки
глаза людей). В подслое – порногрузки.
Планета истощается со скоростью
критической. «Быстрей, сильнее, выше».
Попробуй, стань счастливым, видя это всё.
Самим смотренья фактом – хомо лишний.
Прогнозы безутешны. Да, однажды
закончится и шарик, и жизнь наша.
Суша уйдёт под воду. Там четвёртая
эпоха мне мерещится, опять.
Законы прошлого у нас, здесь, не работают.
Знать, новые пора изобретать.
Стереотипы: гендер, раса, возраст,
должны быть взорваны. Я говорю серьёзно.
И говорю, и понимаю, что самим
вот этим заявлением приближу
конец. Мой правый глаз слегка косит.
Последствия своих поступков вижу.
Исполню то, зачем пришла, и удалюсь.
Раз рушить надо, рушить буду. Пусть.
Возможно ль в десакрализированной эре
быть, как Гомеровы герои, богоравным?
Вот, братцы, стоящий вопрос для рассмотренья.
Эксперименты на себе всегда я ставлю.
Насколько глубоко и высоко
реально вникнуть с острова, где дом?
И что необходимо одолеть,
чтобы, спустя мытарства, стать такой?
Невежество и ложь, гордыня, смерть,
корыстность, эгоизм, разлом… Покой
за здорово живёшь никак не явится.
В обложке тела мир, что не схватить, живёт.
Сознаньем века тонкость вытесняется,
затем и лезет всё в психосоматику.
Молчу о том, что психика меняется
в зависимости от твоей манеры править ей.
Давить бессмысленно. Душа, она как женщина.
Чем меньше давишь ту, тем больше власти есть над ней.
Бетонные дома. В них жители амёбны.
Знакомьтесь: нищета. Знакомьтесь: голод.
Но, как ни мерзок бомж цивильному, он в тёмном
куске из урны найдёт вкуса больше,
чем в трюфелях иной гурман при бабках.
Там жизнь красна, где смерть без поводка есть.
Дороги разные, но к одному стремятся:
в своей тарелке чтоб не быть котлетой,
которой кто-то может насыщаться,
закусывая гречей и омлетом
(решаешь сам, кого собой кормить,
чтоб части тела и, теряя, сохранить).
Гастрономический пример не удался.
Нужны, как и триумфы, поражения.
Артуру представала Лора далеко не вся.
Такой, кем стала к встрече, то есть времени.
Но, как темно́ и жутковато ни было
их сочетанье, есть в нём доля… небыли.
Был бар и лето. Были рифы длинные
и сдвинутая шляпа от макушки.
Босые ступни той, что забралась за ним
на сцену, туфли сняв (с дождя в просушке).
– Пусти-ка к микрофону, счастье дамское. –
«Хоть сталь в тебе, по прочности – дамасская».
Нет никого и ничего. Нет даже звука.
Одна волна: мозаика из сегментов.
Собрать – нехитрая, на деле-то наука,
когда оригинал увидел в целом.
Свернула наизнанку куб зеркальный, вот и всё.
Где ей всех в зале видно, залу ж не видать её.
За париком, за линзами, за мимикой.
Один предатель – голос на вибрации.
Есть странность некая, на потолок подмигивать.
Но не странней, чем верить в ассигнации.
Да, она пела. И внимал народ,
что утро после ночи не придёт.
Нет ничего красивей, как по мне,
чем пара игрока с самой игрою.
Терзать гитару, рядом слыша с ней
живой вокал, на срыве, беспокойный,
как будто струны в горле зажимаешь…
Окей, на вкус и цвет (бот не товарищ).
Искусственный страшит нас интеллект.
Не менее – компьютер в человеке.
Когда спонтанность сведена на нет,
в глазах одних возможно то заметить.
И, выводя такого на эмоции,
скорей всего, с программой их столкнёшься ты.
Впервые оказался в ситуации
мужей своих любовниц сам Артур.
Определяться впредь не собиралась та,
диапазон чей – от низов до верхотур.
Смеялась на вопрос про её цель.
И неизменно называла смерть.
Сначала думал в их семье стать третьим.
Прикинув, что да как, ту мысль отмёл.
Ведь не всеобщая она, хоть и ничейна:
ведёт за руку впереди, плевав на пол.
«Какого дьявола я сам ввязался в это?» –
заноза в мыслях, будто хвост кометы.
К июлю в нашей странной троице возник
предвиденный разлад. Случилась Лора,
которой надоело быть на одном месте. Ник
давненько приглашал в родимый город.
Супруг был погружён в работу так,
что посторонних выносил он кое-как.
Саму её он подменил о ней раздумием.
Чем больше знал, тем меньше понимал.
Огонь горящий, водное безумие,
порывы ветра, под землёй слюда –
эфир исчез, нет связи без эфира.
Трагедия лабораторий всего мира.
Квартиру оборудовал системой,
что голос Лорин воспроизводила.
Так много техники; тепла так мало в стенах!
Представить робота живым лишь мозг наш в силах.
Давайте спросим тех, кто с гуманоидом
делит постель: «Способно стать любовью то?»
Односторонней разве. Ладно, затыкаюсь.
Сама в одни ворота матч продула.
Но "не жалею, не зову", даже не каюсь.