Дом колдуньи. Язык творческого бессознательного

Текст жесткий: «суровый» (17,93), «устрашающий» (11,85), «зловещий» (9,56), «сильный» (9,48), «темный» (9,07), «возвышен­ный» (8,62), «угрюмый» (8,61), а также — голубой, черный, сирене­вый, зеленый, синий, фиолетовый. И вновь превышение нормаль­ной частотности звукобуквы О (2,78).

Таким образом, тематическое и формальное единство трех при­веденных стихотворений налицо: движение назад (разрыв), сохра­нение самоуважения и активной позиции, переформирование, ре­альная оценка ситуации (сквозной признак — «суровый»). В любом случае, позиция, мастерски выраженная в художественном слове, становится и элементом поведения и частью речи (в философском смысле этого понятия). Эти стихи можно слушать, читать вслух, повторять как заклинание, переписывать, представлять в картин­ках, изображать жестами, находить ключевые слова... И т. д.

Секрет такого эмоционального воздействия художественной литературы открывает Г. Миллер: «Ежедневно мы убиваем наши лучшие душевные порывы. Вот почему у нас начинает болеть сердце, когда мы читаем строки, написанные рукой мастера, и чувствуем,  что они словно выдраны из наших сердец, ведь наши собственные прекрасные стремления задушены в зародыше, ибо нет веры в силу нет дара различать истинную красоту и правду. Любой человек, когда успокаивается и становится предельно откровенным с самим собой, способен говорить глубочайшие истины. Все мы про­исходим из единого источника. Поэтому нет никакой тайны в про­исхождении вещей. Мы все являемся частью творческого процесса, а следовательно, все мы короли, музыканты, поэты; просто нам необходимо раскрыться, обнаружить силы, спрятанные в глубине нас самих». Весь вопрос только в профессиональном отборе текстов, универсально воздействующих на многих людей...

6. Вокальная терапия

Вокальная терапия — еще один комплексный способ воздейст­вия поэтическим словом, усиленным музыкой. Н. В. Гоголь так пи­сал о малоросских песнях: «Самая яркая и верная живопись и самая звонкая звучность слов разом соединяются в них. Песня сочиняется не с пером в руке, не на бумаге, не с строгим расчетом, но в вихре, в забвении, когда душа звучит и все члены, разрушая равнодушное, обыкновенное положение, становятся свободнее, руки вольно вски­дываются на воздух и дикие волны веселья уносят его от всего. Это примечается даже в самых заунывных песнях, которых раздираю­щие звуки с болью касаются сердца. Они никогда не могли излиться из души человека в обыкновенном состоянии, при настоящем воззре­нии на предмет. Только тогда, когда вино перемешает и разрушит весь прозаический порядок мыслей, когда мысли непостижимо — странно в разногласии звучат внутренним согласием,— в таком-то разгуле, торжественном больше, нежели веселом, душа, к непости­жимой загадке, изливается нестерпимо унылыми звуками. Тогда прочь дума и бдение! Весь таинственный состав его требует звуков, одних звуков. Оттого поэзия в песнях неуловима, очаровательна, грациозна, как музыка».

Арттерапия (вокальная терапия) — древний способ адаптации личности. «В музыке есть невысказанное слово»,— говорил Ч. Дар­вин. Добавим к этому: в слове есть невысказанная музыка. Недаром звук и ритм являлись основой любой магической системы, а пение и есть концентрация звука и ритма. Ч. Дарвин назвал пение «эмо­циональной речью». В трудах Л. С. Рубинштейна мы встречаем лю­бопытную точку зрения, согласно которой древний человек вначале научился петь, а уж потом говорить. Этнографы связывают пение с наличием тяжелой работы и естественным стремлением человека ее облегчить. Для каждого вида труда — сев, жатва, молотьба, обра­ботка льна, ткацкие работы и т. д. существовали специальные пес­ни, которым обучали с детства. Была у каждого и «своя» песня, ко­торая охранялась (так же как и имя).

Г. Гессе в романе «Игра в бисер» утверждает: «Музыка — сред­ство одинаково настроить множество людей, дать одинаковый такт их дыханию, биению сердца, состоянию духа, вдохновить на моль­бу вечным силам, на танец, на состязание, на военный поход, на священнодействие». Л. Н. Романов пишет в своей книге об ипофонном пении как способе «включения» верующих в религиоз­ное действие.

В работах Г. Котляра находим мы описание единого акустиче­ского алфавита эмоций. Выражая ту или иную эмоцию, певец в той или иной степени отклоняется от предписаний нотной записи, что и определяет эмоциональную окраску его голоса. Для каждой эмоции характерен свой набор отличительных акустических признаков го­лоса. Горе — наибольшая длительность слога, медленное нараста­ние и спад силы звука, характерные «подъезды» и «съезды» в высо­те звуков нот, создающие плачущую интонацию. Гнев характери­зуется резкими «рублеными» фронтами и обрывами звука, большой силой голоса, зловещим шипящим или звенящим тембром. Страх — резкие перепады силы голоса, сильное нарушение ритма мелодии, резкое увеличение пауз. Радость — пение «на улыбке» — расши­рение ротового отверстия приводит к смещению формантных час­тот в более высокочастотную область.