Читаем Дом Кёко полностью

Тамико в конце концов пошла, куда хотела, с мужчинами. Нацуо и Осаму отправились с ней в ночной клуб. Кёко и Сэйитиро отказались. Сэйитиро сказал, что если пойдёт в клуб, то поздно вернётся домой. Он хотел ещё немного поболтать с Кёко перед уходом. Отговорка была резонной, и Тамико ушла вместе с Нацуо и Осаму. В гостиной с разбросанными где попало следами пиршества остались только Кёко и Сэйитиро. Встретившись взглядом, оба рассмеялись. Некоторое время они наслаждались уютным молчанием и улыбались друг другу спокойно, без страсти. Опасаться было нечего. Смущаться тоже.

— Я разожгу огонь? — предложила Кёко.

— Не люблю нарочитость, — сухо отозвался Сэйитиро. Встал, долил себе вина. — Я, может, скоро отправлюсь за границу.

Кёко, как преданная собака, вскинула голову:

— И куда?

— В Нью-Йорк.

— Переводят по службе?

— Угу.

Помолчав немного, Сэйитиро спросил:

— Что же ты, как обычно, не интересуешься подробностями моей личной жизни после женитьбы? Может, тебе наплевать?

Кёко не ответила. Мельком глянула на дверь японской комнаты.

— Их поведение меня не волнует. Это касается только их, — бросил Сэйитиро с оттенком ревности.

Только предчувствие, что мир когда-нибудь перевернётся, придавало смысл чистоте поведения.

— Я вчера ходил в парикмахерскую, — неожиданно сказал Сэйитиро. — Мастер забыл надеть целлулоидную маску. Поэтому я учуял запах у него изо рта. Меня охватила странная, нездоровая радость. Знаешь почему? Потому что я почувствовал дурной запах незнакомого человека. Парни из фирмы предостерегали меня: не нюхай чужую вонь. У меня есть тайна, о которой никто не знает, — я лишён обоняния и вкусовых ощущений.

Эта история была вполне в духе Сэйитиро, и, пока он рассказывал, его кожа, потускневшая из-за опьянения, снова посвежела. Буря, судя по всему, не собиралась стихать. Сломанные ветки со стуком падали на каменный пол балкона.

— Ты ничего не делаешь, распыляешься. Когда я о тебе думаю, то вижу кости разобранного скелета некогда красивейшей женщины. Сегодня видно только ноги. Завтра, может быть, во тьму провалятся одни руки, руки в перчатках.

— Ты тоже распыляешься, — сказала Кёко.

— Я знаю.

— Мы встретились, пусть и сшиты из кусков. Выглядим почти прилично.

— Почти. Не стоит заблуждаться. Именно почти. И завтра утром разойдёмся каждый в свою сторону.

Кёко была сама на себя не похожа. Сэйитиро просто не верилось. Он наполовину протрезвел и, как человек, который после долгого изучения подробной карты отыскал наконец-то нужную точку, кивнул.

Обнял Кёко за плечи. Они толкнули старую дубовую дверь и медленно направились по коридору к спальне Кёко. Оба шли медленно и вдумчиво, будто пережёвывали пищу.

Кёко повернула снаружи выключатель и открыла дверь. В ослепительном свете всплыло белое покрывало на постели. Мелькнула тень, затаившаяся около кровати, вскочила и оттолкнула их.

Кёко закричала. Масако в ночной рубашке немного нарочито склонила голову набок и переводила взгляд с неё на Сэйитиро.

— Зачем ты здесь? — спросила Кёко дрожащим голосом.

Сэйитиро, услышав, как она долго и нудно бранит дочь и одновременно оправдывается перед нею, вышел из спальни и снял с вешалки в прихожей скромное демисезонное пальто.

<p>Часть вторая</p><p>Глава шестая</p>

Кафе «Акация» процветало. Осаму по-прежнему приводил с собой гостей, которых обслуживали бесплатно. Мать выдавала ему большие карманные деньги.

— Можно не давать так много, — сказал он как-то. — У меня богатая покровительница.

— Тогда как-нибудь угости мать хорошим ужином.

Осаму сдался и повёл мать в европейский ресторан на Гиндзе. Нельзя сказать, что ему было неловко майским вечером ужинать в роскошном месте с хорошо одетой, но кричаще накрашенной матерью. Сам он не бывал за границей, но в воображении представлял мать хозяйкой французской гостиницы для проституток. Она довольно рассматривала отражавшиеся в ноже ярко-красные ногти, потом, нагнувшись, заглянула в нож и поправила спереди причёску.

Оба, как всегда, сообщили о своих романах. Осаму про один, мать тоже про один. У неё все рассказы сводились к тому, как она однажды избежала дьявольских козней мужчины. Не исключено, что она стыдилась говорить первой.

Стоило Осаму так подумать, как мать, сидевшая напротив, прошептала ему на ухо:

— Про нас и не скажешь, что мы — мать и сын. Женщины за тем столом смотрят на нас, вроде как презирают, но с завистью.

— Не стоит их разочаровывать.

Мать восхищённо разглядывала красавца-сына. Муж прежде тоже был красив, но в нём не ощущалось свежести и мощи. Тогда как сын… Чёрные глаза под прекрасно очерченными бровями, ровный нос, губы как у праздничной куклы, упругая плоть, которую облегающая весенняя одежда подчёркивала на плечах и груди… Но это не имело отношения к находчивости и силе: только ощущение, что, как при вечно закрытом окне, всё прячется где-то внутри, роднило его с отцом. Матери хотелось бы снаружи прижаться носом к такому окну и заглянуть в тёмное помещение. Но в глубине видны лишь очертания мебели и царит безмолвная тишина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги