Читаем Дом хрустальный на горе… полностью

Тот краснодарский роддом, что и по сей день находится в историческом центре города на улице с воодушевляющим для того времени названием, считался не только лучшим в крае, но и слыл весьма авторитетным учреждением подобного типа, поскольку здесь множество лет практиковал воистину легендарный кубанский акушер Мартин Николаевич Кириевский. Более того, тут часто консультировал не менее видный специалист в этой области – профессор Александр Михайлович Килимник, фигура чрезвычайно интересная, прежде всего, тем, что в годы войны он был личным врачом маршала Жукова. После демобилизации молодой военно-полевой хирург делает неожиданный поворот в своей профессиональной биографии и переучивается на акушера, с чем и пройдёт всю свою долгую жизнь, став многолетним заведующим кафедрой в Кубанском медицинском институте. В рамках журнала «Здоровье», редактором которого я был на краевой студии телевидения, я встречался с ним несколько раз, и на мой вопрос: «Почему?» – он ответил:

– За войну, юноша, я видел столько смертей, главным образом – людей вашего возраста, что сам Господь повелел мне находиться у истоков появления человека на свет и не зашивать искалеченную человеческую плоть в пробитой осколками медсанбатовской палатке, а стоять у родильного стола и принимать младенцев… Поверьте, это чувство, ни с чем не сравнимое, особенно в контрасте с тем, чем я занимался на фронте…

Мурату семь месяцев. Февраль 1963 г.

Мурат с родителями. Февраль 1963 г.

Килимник был воистину удивительным человеком, интеллигентом высшей пробы. Но в любом медицинском учреждении, скажем помягче, его побаивались, ибо врачу, прошедшему всю войну и хорошо знавшему цену жизни, не раз видевшему, как она уходит из изувеченных войной молодых ребят, было хорошо понятно, что именно называется лечебным порядком. Он считал, что «врачебная ошибка» – это почти всегда результат чьего-то головотяпства, и когда такое видел, становился гневным до крайности. Вот почему жёстко следил за тем, на чём базируется вся медицина: за качеством лечения, которое, по его мнению, начиналось прямо от порога клиники. Поэтому роддом на Комсомольской был не только лучшим, но и брал на себя все тревожные случаи, и именно сюда со всего края доставляли рожениц с так называемыми нестандартными ситуациями. В их число и попала однажды Луиза Ахеджак, и в том была её удача, хотя бы потому, что её осматривал сам Кириевский, принявший решение немедленно госпитализировать молодую женщину, несмотря на то, что она проживала в Адыгее. Так она и родила тут, хотя у Мурата в паспорте местом рождения значился Майкоп.

Авторитет Кириевского был столь незыблем, что ради благополучия ребёнка и матери он мог свободно пренебречь официальными условностями (ну, скажем, необходимостью обязательно рожать по месту жительства).

– Что потом запишут в метрике, это уже второе дело, – говорил он. – Лишь бы младенец был здоровеньким, а мама – счастлива!

Я его тоже хорошо помню, поскольку пару раз встречался в рамках телевизионного интервью, однажды даже сразу после того, как он лично принял полумиллионного жителя Краснодара. По этому поводу много было восторженного шума, газетной трескотни, и невозмутимость сохранял один Кириевский, высокий, сухопарый, с гвардейской выправкой старого офицера, худощавый, всегда с гладко выбритым лицом. Во время разговора я обратил внимание на его руки с длинными тонкими пальцами музыканта и сказал ему об этом. Он усмехнулся:

– Пальцы акушера должны быть более гибкими и уж точно более чувствительными, чем пальцы даже высококлассного пианиста… А главное, – добавил он после паузы, – добрыми…

Мурат с бабушкой Мелеч и сёстрами Саидой и Заремой. 1979 г.

Была там ещё одна удивительная, почти мистическая подоплёка (и сейчас никто не знает, как это всё объяснить), связанная с тем самым роддомом. Загадка в том, что долгое время каждую зиму откуда-то из-за Кубани в город прилетала большая стая сов и рассаживалась на ветви деревьев, причём всегда на одном и том же месте, напротив окон родильного зала. Так, утром прилетая, а на ночь улетая, они безотлучно находились тут вплоть до весенних дней, а с первым теплом улетали до следующей зимы. Но однажды совы не вернулись, и это случилось как раз в ту пору, когда Кириевский скончался. Он дожил почти до девяноста лет, приняв в свои волшебные руки добрую треть краснодарского населения. Пример с Муратом свидетельствует, что и не только краснодарского…

Человек, красивый внешне, – почти всегда божий избранник, а если он ещё наделён светлым характером (что случается много реже), то тогда – избранник втройне. Нам ведь каждому характер дан чаще не в управление, а, если хотите, в назидание, чтоб «жизнь мёдом не казалась».

– На, – говорит Всевышний, – неси, радуй или себя, или других!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии