Дом голосов

На этот раз засыпаю. Но прежде чем погрузиться в глубокий сон, просыпаюсь от какого-то звука. Кто-то плачет. Я приподнимаюсь, оглядываюсь. Дождь перестал, в доме священника тихо. Но мне не почудилось, я в самом деле слышала что-то. Плач доносится снова. Я была права. Кто-то рыдает там, внизу. Я хочу разбудить папу, протягиваю руку, но нащупываю пустую подушку. Поднимаюсь, вижу, что в огромной кровати никого нет. Они встали? Куда же они пошли без меня? Я направляюсь к лестнице, туда, откуда доносятся сдавленные рыдания. Голос вроде бы не похож на мамин или папин. Что происходит? Прежде чем пойти проверить, зажигаю свечу, которая стоит на тумбочке. Медленно спускаюсь по ступенькам, сердце гулко стучит в груди. Но я еще не уверена, следует ли бояться.

Спустившись, отмечаю, что плач звучит где-то впереди. Продвигаюсь, повыше подняв свечу. Янтарный свет озаряет старика Черного. Он сидит на соломенном стуле, сгорбившись, опершись на палку обеими руками. Рыдания раздирают ему грудь, из слепых глаз градом катятся слезы.

— Что с тобой? — спрашиваю я. — Почему ты плачешь?

Похоже, он только сейчас заметил мое присутствие, потому что перестал плакать и устремил свой погасший взгляд в моем направлении.

— Ах, малышка… Ты не представляешь, какое случилось несчастье.

— Тебя кто-нибудь обидел?

Черный хлюпает носом.

— Не меня, — отвечает он.

Я сразу думаю о родителях, меня охватывает страх.

— Где мама и папа? Почему их нет? Куда они ушли?

Вместо ответа старик достает из кармана платок и шумно сморкается. Почему он ничего не говорит мне? Зачем тянет время?

— Мои детки догнали меня раньше, чем я предполагал.

Я ищу их взглядом. Но никого не вижу.

— Где они? — спрашиваю у старика.

— Прямо позади тебя, — отвечает Черный.

Я знаю, что должна поскорей обернуться, но не могу. Поворачиваюсь медленно, от тьмы за моей спиной становится щекотно в горле. Стою неподвижно со свечой в руке перед стеною мрака, пытаясь что-нибудь разглядеть — движение, форму. Слышу шаги. Потом вижу, как они появляются. Две человеческие фигуры. Одна повыше, другая пониже.

Парень высоченный, сухопарый. Гладкие, прямые волосы падают ему на плечи. Массивный лоб, глубоко сидящие глаза.

На девушке зеленый комбинезон. Она сильно накрашена. Во рту сигарета.

— Это Телок, а это Искорка, — представляет мне их старик. Значит, это с ними он говорил недавно.

У Телка в руке резак, он проводит им по ладони, будто точит. Искорка держит заржавленные ножницы. Меня окружают.

— Мои детки не такие уж злые, — заверяет Черный. — Только немного беспокойные.

Парень с девушкой переглядываются, хохочут. Я снова поворачиваюсь к старику.

— Где мама и папа? — спрашиваю я со всей решимостью… Но голос у меня дрожит, они наверняка это заметили.

— Если хочешь увидеть их, ты должна нам кое-что отдать, — говорит Телок. Голос у него тонкий, как лезвие, которое он держит в руке.

— Чего вы хотите? У нас ничего нет.

— Кое-что есть, — вступает старик. — Сокровище.

Когда он произносит это слово, голос его меняется. Из жалобного становится злобным. Но у нас нет никаких сокровищ.

— Но у нас нет никаких сокровищ.

— Есть, есть.

Это неправда.

— Это неправда.

— Сундук, — невозмутимо продолжает старик. — Тот, который вы всюду таскаете с собой.

Я не могу в это поверить. Они хотят забрать Адо?

— Там не сокровище, — возражаю я. — Там мой братик.

Вся троица хохочет. Потом Черный поднимает палку, стучит об пол, и все умолкают.

— Отдай нам сокровище, и мы тебе вернем твоих родителей.

Я чувствую, как слезы подступают к глазам.

— Я не могу…

Старик молчит.

— Я не могу, пожалуйста…

Черный шумно вздыхает:

— Видишь ли, девочка, твои мама и папа не были сегодня со мной откровенны. А я очень сержусь, когда мне говорят неправду… Но хуже всего то, что они и тебе врали, и это очень огорчает меня.

— Врали мне?

Что это значит?

— Мы были знакомы раньше, до сегодняшнего дня. Я это вспомнил, я никогда не путаю запахи. Но они сделали вид, будто ничего не было… Много воды утекло с тех пор, как мы все вместе жили под красными крышами…

Под красными крышами — что бы это значило?

— Но однажды ночью они удрали вместе с сокровищем, ничего не сказав бедолаге Черному.

— На Библии клянусь: нет там никакого сокровища.

— Не богохульствуй! — кричит на меня Черный.

Меня хватают за волосы, опрокидывают на пол. Искорка обрушивается на меня всем своим весом, целит ножницами в глаз. Телок встает на колени рядом с ней и приставляет резак мне к горлу. Я чувствую, как лезвие мне царапает кожу.

— Ладно, детки, поиграли, и хватит, — унимает их старик. Но они не отпускают меня. — Теперь наша подружка нам скажет, куда закопали сундук…

— На кладбище, — бормочу я еле слышно, обмирая при мысли, что предаю доверие мамы и папы. Но больше ничего не остается.

— Где на кладбище?

— Под каменным ангелом…