Ты примус починял, когда вошли команчи,обвешанные скальпами, и вождьсказал: «Ну что ж, тебя в живых оставим, мальчик,но примус заберём и папу с мамой тож».А мальчик фанател от фильмов про индейцев,а мальчик умолял: «Возьмите и меня!»Но прочитал в глазах шамана: «Не надейся!» —и не заметил, как девятый разменялдесяток или что разменивают люди,когда болит спина и дубль зеркальный злит;и даже если ты свободен от иллюзий,добавочных свобод сюда не завезли.И только по ночам, во сне цветном и вязкомты мать опознаёшь в ещё не старой скво,и видишь, как отец летит в шаманской пляскенад трупами врагов, вигвамом и костром.Там скальпы напрокат и горизонт на вынос,там маленький дикарь, оставшийся тобой,сидит в густой траве и починяет примус,он в бой хотел, но вождь сказал: «Slow down, boy».«Ты живёшь, не имея ни силы, ни воли…»
Ты живёшь, не имея ни силы, ни воли,лишь идёшь себе под материнским конвоемпо ветвистым туннелям отцовского сна.Отражаешься в зеркале (правда, отчасти).Держишь за ногу синюю птицу несчастья;птица злится и жалит тебя, как оса.Ты кричишь. Просыпаешься старым, опухшим.Не поймёшь, что стряслось. Отправляешь за кружкойпривидение няни, а кружка-то вот:разлеглась на диване – устала, наверно…Возвращается няня с бутылкой портвейна,говорит, что с девичества здесь не живёт.Не живёт вообще, ибо всё это майя,даже ты и твоя энергичная мама,городская квартира, гигант-эвкалиптв заоконном пейзаже, что рад развалиться…Остаётся лишь чёртова синяя птица,да и та, как присмотришься, еле стоит.«Студенты едут в университет…»
Студенты едут в университет,сидят в аудиториях, мечтают.Сквозь бреши окон прибывает свет,слепит студентов, мысли их читает.Он тоже был прекрасным, молодым —давным-давно, ещё до трилобитов;окутывал порталы чёрных дыр,сиял во тьме и воскрешал убитыхв междоусобных войнах нефилим…Теперь он стар и многого не помнит.Смеясь, студенты следуют за ним,точней сказать, преследуют упорнопо улицам, свернувшимся в клубок.Свет набирает скорость, ускользает.Он знает эти игры назубок.Студенты только думают, что знают.Молодость
ещё восьмидесятые шумятперевалив за собственный экватори ходят депрессивные трамваи(им как-то больше нравилось в депо)и ты стоишь в немыслимой варёнкеу кооперативного киоскаи куртуазно куришь Беломори безобразно скалишься при этомхудой брюнетке в дырчатых чулкаха в голове грохочет перестройкаи сессия считай что на носу…преподаватель скажет: это двойкаи ты очнёшься в сумрачном лесуОкно