Он вдруг засмеялся и крепко потер ладонями лицо, на миг оторвавшись от компьютера.
— Он, бедный, уже три раза спрашивал, чем я занимаюсь в России! Он швейцарец, и ему кажется, что мои русские корни наконец-то проявились и я сошел с ума.
— Почему сошел?
— Потому что я приехал, чтобы тихо и без лишнего шума закончить дело. Мы готовили его три года! Три! А я вместо этого занимаюсь уголовными преступлениями!
— Дело? — переспросила Олимпиада. — Ах да! Ты же сыщик!
— Я не сыщик, я бухгалтер. Ну, почти бухгалтер.
— Как?! А ты же говорил, что нарком или командарм!
— Нет, не командарм, — сказал он и засмеялся. — Я комиссар финансовой полиции. Я занимаюсь безопасностью счетов, банковских операций и всякое такое. Очень скучно.
— А что за дело?
Он разговаривал с ней, и Олимпиада совершенно забыла о том, что не могла дышать, и забыла, что надо делать над собой усилия и еще как-то соотносить себя с тем большим и неудобным, что было теперь в ее жизни.
— У вас в России был такой бизнесмен, Дмитрий Белоключевский. Он очень известен во всем мире. Помнишь?
Конечно, она помнила! Несколько лет назад его посадили за какие-то грехи, то ли за уход от налогов, то ли за открытие подпольных счетов, то ли за политические амбиции, а компанию «Черное золото», которой он владел, моментально раздергали на мелкие части и растащили. Кажется, это называлось — борьба с олигархами. Он сидел не слишком долго, его пожалели и выпустили, но с тех пор Олимпиада о нем ничего не слышала.
— У него были счета, в том числе и в Швейцарии, с которых в один прекрасный день исчезли все деньги. Мы искали его деньги и восстанавливали схему, по которой они были уведены.
— И ты нашел? Его деньги?
Добровольский пожал плечами.
— Нашел. А что толку? Вместо того чтобы сдать русской… российской прокуратуре всю схему и ее создателей, я думаю, кто мог убить тетю Верочку!
— А… он жив?
— Кто?
— Белоключевский.
— Конечно. С ним все в порядке, у него, по-моему, сын родился. Когда мы виделись в последний раз, он был озабочен именно этим сыном, и мои умозаключения его не интересовали.
— А на что он живет?
Добровольский пожал плечами:
— Понятия не имею. Но он не бедный человек. Почему тебя интересует его финансовое положение?
Олимпиаду решительно не интересовало финансовое положение бывшего олигарха. Ей просто хотелось разговаривать с Павлом Петровичем, неважно о чем. Можно о финансах и олигархах.
Она придвинулась к нему и заглянула в компьютер.
— А что ты отправляешь?
— Обычный видеофайл. Я хочу, чтобы мой помощник все выяснил про вашего соседа Володю и еще, служил ли писатель в саперных войсках.
— Володя?! — поразилась Олимпиада Владимировна. — При чем тут Володя?! Да его и дома ни разу не было с тех пор, как все началось.
— Откуда ты знаешь, что его не было дома?
— Да он не вышел ни разу!
— Вот именно. А дома он был, — сказал Добровольский и потянулся, — я точно знаю. Его мотоцикл каждый день исправно появлялся на стоянке рядом с твоей «десяткой». Я проверял.
Олимпиада медленно моргала.
— Конечно, теоретически у него может быть где-то здесь еще одна квартира, но вряд ли. И в окнах свет горел. Сложно зашторить окна так, чтобы с улицы не был виден свет. В ту ночь, когда мы лезли с крыши, я осмотрел окна твоей подруги, там действительно щиты, а окна Володи как раз над ними. Там горел свет, совершенно точно.
— Володя? — переспросила Олимпиада. — Да быть такого не может!
— Больше никто не подходит, — произнес Добровольский задумчиво. — По крайней мере, на роль партнера господина Племянникова. Должен быть кто-то, имеющий свободу передвижения и свой! В квартире Племянникова разговаривали в день убийства, а из чужих никто не приходил. К нему вообще никто не приходил, так сказали Парамоновы, а от них вряд ли что-то укрылось бы. Они же… общие… я забыл, как это называется по-русски.
— По-русски это называется общественники, — растерянно подсказала Олимпиада, — ты что, думаешь, это Володя всех убил?!
— Про всех я не знаю, но Племянникова — вполне возможно. Тогда понятно, как слесарь оказался возле твоей двери и в ботинках, а не в домашних тапочках, если после разговора они из квартиры Племянникова спустились к Володе. — Он опять потянулся. — Сейчас мой помощник на него посмотрит, отправит запросы, и все станет ясно. Если Племянников работал на него, а не на писателя или на тетю Верочку, к примеру, значит, он должен быть где-то засвечен.
Олимпиада замотала головой. Она ничего не понимала.
— При чем здесь тетя Верочка?
— Ни при чем, — буркнул Добровольский. — Шутка.
— А что значит — засвечен?
— Липа, так не бывает, чтобы люди не оставляли следов! Или бывает, но только в детективах. Если кто-то связан с террористами или подрывниками, значит, он должен быть в базах, в разработках и так далее, особенно если это не рядовой исполнитель, а, к примеру, заказчик. Это совершенно нормальная практика.
— Да, но как твой помощник станет его искать, если он его никогда не видел?
— Почему? Видел, — сказал Добровольский невозмутимо. — То есть еще не видел, но сейчас, наверное, уже смотрит. Я отправил видеоролик.
— Да где ты его взял-то?!