Дом-фантом в приданое

— Мне не нравится, что он работает в риелторской конторе, — неожиданно объявил Добровольский. — Очень не нравится!

— Давайте кофе пить, — предложила Олимпиада. — Я сварю сейчас, только сними мне с верхней полки большой кофейник. Снимешь?

— Где?

— Во-он, видишь?

Добровольский снял кофейник.

— А какая тебе разница, где он работает?

— Риелторская контора занимается недвижимостью, а ваш дом — это как раз недвижимость.

— Ну и что? — не поняла Олимпиада. — И потом, что значит — наш дом? У нас же… не коммуналка, у нас целый дом, и у каждого отдельная квартира!

Добровольский выдвинул стул и сел на него верхом посреди кухни. Уходить от Олимпиады ему не хотелось. Ему хотелось сидеть посреди кухни и смотреть, как она варит кофе.

— Насколько я понял, вашего дома нет.

— Как нет? Вот он! — и Олимпиада Владимировна повела рукой, указывая на вполне материальные стены, окна и перегородки. — Или ты хочешь сказать, что его в документах нет?

— Нет, — подтвердил Добровольский. — Я просил своего помощника навести справки, и он навел. Вашего дома не существует в природе. Он — миф. Фантом.

Люсинда прислонилась к косяку — слушала.

— Это точно, — подтвердила Олимпиада даже с некоторой гордостью. — По документам его нет.

— Ты говорила, что вы все делаете сами, даже крышу ремонтируете и сажаете маргаритки.

— Ну да, но при чем тут Олежка?!

— Смотри, — сказал Добровольский. — В самом центре Москвы, где земля стоит бешеных денег, стоит дом, о котором все забыли. В нем живут несколько человек, долгие годы. Потом вдруг что-то происходит, и люди начинают умирать. Причем люди, объединенные только тем, что они живут в этом доме, а больше ничем. Парамоновы никак не были связаны с Племянниковым, верно? Только тем, что они… соседи. Как и вы. Вы тоже соседи.

— Да, ну и что?

— А твой кавалер работает в риелторской конторе, которая занимается куплей-продажей недвижимости, верно?

Олимпиада бросила свой кофейник и уставилась на Добровольского.

— Да ладно! — произнесла она с чувством. — Ты хочешь сказать, что это он тут всех поубивал, чтобы как-то завладеть домом?!

Добровольский пожал плечами.

— Но как он может им завладеть?!

— Я не знаю. Но уверяю тебя, что существует огромное множество всяких комбинаций!

— А зачем ты его спрашивал, кто мимо него прошел?

— Я спрашивал потому, что у меня есть подозрения, — ответил Добровольский довольно туманно. — Но я пока не буду их озвучивать. Мне необходимо все проверить.

— Как ты можешь проверить, если ты не милиционер?!

— У меня есть связи, — ответил Добровольский еще более туманно.

— А Женька-писатель? — подала голос Люсинда. — Люба говорила, что он в саперных войсках служил! Это правда или как?

— Не знаю. Но это самое простое, — сказал Добровольский. — Это можно узнать в течение часа. Отправить запрос, и все.

— Какой запрос, Павел?!

— У меня есть связи, — повторил Добровольский настойчиво.

Олимпиада помешала кофе и сняла кофейник с плиты.

— Но тогда выходит, — сказала она, держа кофейник в руке, — что он причастен к взрыву? Если дядя Гоша занимался изготовлением взрывных устройств, а Женя их сбытом…

— Слабоват он для сбыта, — задумчиво проговорил Добровольский. — Или он гениальный актер, что сомнительно.

— Какие взрывные устройства? — пролепетала Люсинда. — Дядя Гоша Племянников?!

— Да, да, — зашептала Олимпиада, — я тебе потом все расскажу! — И, как всякая нормальная женщина, тут же принялась рассказывать:

— У него дома целая лаборатория за железной дверью. Это какой-то кошмар, я такого никогда не видела!..

— Липа, — одернул ее Добровольский, — ты, кажется, обещала рассказать потом!

— Но я же ничего и не рассказываю! И потом, если Женя ему помогал, значит, он тоже обо всем знал?! И, может, это он убил дядю Гошу?!

Добровольский пожал плечами:

— Я бы не стал делать скоропалительных выводов.

Сказано это было с таким явным превосходством, что любая уважающая себя феминистка немедленно отволокла бы его в суд хотя бы за неуважение к присутствующим дамам!

Но ни Люсинда, ни Олимпиада не были приверженцами моднейшей женской религии и веру в мужское тупоумие не исповедовали.

— Хорошо, — сказала Олимпиада, — если это скоропалительные выводы, то что тогда не скоропалительные?

Добровольский выразительно посмотрел на кофейник. Олимпиада спохватилась, достала кружки, круассаны и сушки с маком, кому что больше нравится.

— Когда я ползал по крыше первый раз после того, как упал Парамонов, то нашел три пары следов, — сказал Добровольский, прихлебывая огненный кофе. — Кеды, валенки и рифленые ботинки. Парамонов был в ботинках. Валенки есть у всех. В кедах в этом доме ходит только Женя, который выполнял поручения Племянникова и, по слухам, служил в саперных войсках. Значит, кроме Парамонова и Жени, на крыше был кто-то еще из жильцов. Когда я спускался, дверь в квартиру Племянникова была открыта.

— Как она могла быть открыта, если квартира запечатана, опечатана то есть?! — воскликнула Люсинда.

Олимпиада Владимировна, ставшая за последнее время практически профессионалом по проникновению в опечатанные квартиры, только фыркнула.