Дом душ

Ричмонд содрогнулся и топнул ногой.

– Пойдем-ка прочь, да поскорей, – проговорил он, – тут нам больше делать нечего.

– Нечего, – подтвердил Дэвис, – наконец-то с этой историей покончено. Какое-то время я думал, нам ни за что не поймать джентльмена в очках. Он был умным малым, но – Господь свидетель! – под конец капитулировал. Точно вам говорю, когда я коснулся его руки в баре, он весь побелел. Но где он мог спрятать интересующую нас штуковину? Мы же убедились, что при нем ее не было.

Девушка рассмеялась, вынудив их резко повернуться. Ричмонд содрогнулся.

– Ах! – вскричал он, глядя на спутницу. – Что это у тебя? Дэвис, взгляни-ка, – оно сочится влагой.

Она посмотрела на свой маленький сверток и приоткрыла бумажную обертку.

– Да, взгляните оба. Это была моя собственная идея. Вам не кажется, что из него получится превосходный экспонат для музея доктора? Он с правой руки – той самой, что забрала «Золотого Тиберия».

Мистер Дэвис кивнул с немалым одобрением, а Ричмонд приподнял свой уродливый котелок с высокой тульей и вытер лоб грязным носовым платком.

– Я ухожу, – объявил он. – Вы двое можете остаться, коли вам угодно.

Троица обогнула конюшню, прошла мимо огорода, превратившегося в иссохший пустырь, и свернула за живую изгородь, окаймляющую задний двор, стремясь к конкретному месту на дороге. Примерно через пять минут по тенистой подъездной аллее неторопливо прошествовали два джентльмена, которых праздный образ жизни побудил совершить экспедицию по забытым окраинам Лондона. Они заметили заброшенный особняк с дороги и, взирая на царящее повсюду тягостное запустение, завели пафосный разговор, в немалой степени черпая вдохновение у Джереми Тейлора[77].

– Посмотрите, Дайсон, – сказал один, когда они приблизились, – взгляните-ка на окна верхнего этажа; солнце у самого горизонта, и, хотя стекла покрыты пылью, «эркер явится вместо ниши»[78].

– Филлипс, – ответствовал старший и (надо заметить) более напыщенный из двоих, – фантазии овладевают мною; нет сил сопротивляться гротеску. Здесь, где все тускнеет и исчезает, где мы ступаем в кедровых сумерках и в наших легких распадается на мельчайшие частицы воздух из самих горних высей, я не могу и дальше оставаться бастионом банальности. Гляжу на это нестерпимо яркое сияние оконных стекол, и дом кажется мне заколдованным; попомните мои слова, в той самой комнате мы обнаружим кровь и пламень.

Приключение с «Золотым Тиберием»

Мистер Дайсон и мистер Филлипс свели знакомство благодаря одной из мириад случайностей, что ежедневно вершат свои дела на лондонских улицах. Мистер Дайсон был литератором и являл собой печальный пример талантов, не нашедших верного применения. С такими задатками он мог бы в расцвете лет оказаться в числе наиболее обожаемых любимых романистов Бентли[79], но решил пойти против течения; о да, он свел знакомство со схоластической логикой, но в логике жизни ничего не смыслил и самонадеянно именовал себя «творцом», хотя на самом деле был всего лишь праздным и любознательным свидетелем чужих стремлений. Среди множества заблуждений одно было ему в особенности дорого: Дайсон мнил себя усердным трудолюбцем и входил в любимое заведение, маленькую табачную лавку на Грейт-Куин-стрит, с безграничной усталостью заявляя всякому добровольному слушателю, что дважды зрел восход и закат не сомкнув глаз. Владелец лавки, мужчина средних лет, отличавшийся исключительной вежливостью, терпел Дайсона отчасти ввиду добродушия, отчасти как постоянного клиента. Ему разрешали сидеть на пустом бочонке и выражать свое мнение по литературным и художественным вопросам до той поры, пока не надоест или не наступит время закрытия; и, ежели новые клиенты не появлялись, принято было считать, что красноречие Дайсона никого не отпугнуло. Он исступленно экспериментировал с табаком,[80] без устали пробовал новые комбинации и одним вечером, едва объявившись в лавке, озвучил новую абсурдную формулу – как вдруг молодой человек примерно того же возраста, вошедший мгновением позже, попросил лавочника повторить для него заказ, при этом адресуя любезную улыбку мистеру Дайсону. Дайсон ощутил себя глубоко польщенным; обменявшись парой фраз, они разговорились, а через час табачник увидел, как новоиспеченные друзья сидят рядом на бочонках и увлеченно беседуют.

– Многоуважаемый сэр, – сказал Дайсон, – я сформулирую вам задачу литератора в одной фразе. Ему надлежит сделать лишь одно: придумать замечательную историю и рассказать ее в замечательной манере.

– В этом отношении я с вами соглашусь, – ответствовал мистер Филлипс, – но, если позволите, буду настаивать, что все истории в исполнении истинного мастера слова чудесны, и каждая деталь приобретает неповторимое очарование. Смысл особого значения не имеет; форма – вот что главное. Воистину, высочайшее мастерство проявляется в том, чтобы взять исходный материал, кажущийся обыденным, и с помощью высокой алхимии стиля преобразовать его в чистое золото искусства.