Дом душ

– Я окончательно перестал вас понимать, – посетовал Воан, перейдя на шепот из любезности. – Что мы здесь ищем?

– Ну, понимаете, это углубление – Чаша. Я склонен думать, что нам лучше не разговаривать даже шепотом.

Они растянулись во весь рост на дерне; скала отделяла их от Чаши, и время от времени Дайсон, надвинув на лоб темную шляпу с мягкими полями, выглядывал из укрытия, чтобы тотчас же отступить, не осмеливаясь осматривать пейзаж на протяжении долгого времени. Он то и дело прикладывал ухо к земле и прислушивался; шли часы, темнота как будто сгущалась, и не было других звуков, кроме тихих вздохов ветра.

Воана начало раздражать это тяжкое молчание, это ожидание неведомого ужаса; он не имел ни малейшего представления о том, что им предстоит, и заподозрил, что бдение как таковое – не более чем унылый фарс.

– Сколько еще это будет продолжаться? – прошептал он Дайсону.

Литератор, который прислушивался так старательно, что даже затаил дыхание, приблизил губы к уху Воана и ответил, разделяя паузами слоги, тоном священника, произносящего ужасные слова[166]:

– Может, прислушаетесь?

Воан уперся руками в землю и растянулся лицом вниз, гадая, что же ему предстоит услышать. Сперва ничего не было, а затем со стороны Чаши донесся тишайший звук, еле слышный, нежный, почти неописуемый; как будто кто-то прижал язык к небу и выдохнул. Воан весь обратился в слух, и вскоре шум стал громче, перешел в пронзительное и жуткое шипение, словно в яме что-то кипело от сильнейшего жара. Воан, не в силах больше оставаться в неведении, надвинул кепи на лицо, подражая Дайсону, и выглянул из-за камня, чтобы узреть дно впадины.

Там действительно все бурлило и кипело, словно в адском котле. Борта и дно чаши кишели смутными, неуемными силуэтами, которые сновали туда-сюда, бесшумно ступая, то и дело собирались плотными группами и как будто переговаривались друг с другом, издавая жуткие звуки, подобные змеиному шипению, – те самые, которые Воан уже слышал. Казалось, нежный дерн и чистая земля внезапно покрылись густым слоем мерзких ползучих сорняков. Воан не смог отвести взгляда, хотя и почувствовал прикосновение Дайсона; он продолжал всматриваться в эту трепыхающуюся массу и смутно приметил что-то похожее на лица и человеческие конечности, хотя в глубине души испытал отчетливую, пробирающую до дрожи уверенность в том, что ни единой человеческой души, ни одного сородича нет в этом суетливом, шипящем легионе. Он вытаращил глаза, чуть не всхлипнул от ужаса и в конце концов увидел, что мерзкие существа плотнее всего сгрудились возле какого-то непонятного объекта посреди низины, и их змеиные речи наполнились ядом. Воан узрел в тусклом лунном свете, как отвратительные конечности – их можно было разглядеть с трудом, но все-таки безошибочно, – свились и переплелись, а еще ему показалось, что сквозь шум копошащихся нелюдей пробился слабый, едва различимый человечий стон. Как будто кто-то шептал на ухо, повторяя снова и снова: «Червь разложения, червь неумирающий»[167], и воображение подсунуло гротескный образ гниющих потрохов, покрытых густым слоем раздувшихся, гнусных ползучих тварей. Темные конечности продолжали шевелиться, существа сгрудились вокруг смутных очертаний в центре низины, и Воан почувствовал, как с его лба на руку упала капля холодного пота.

Затем в мгновение ока отвратительная масса растаяла, хлынула к краям Чаши, и Воан мельком увидел в центре впадины чьи-то взметнувшиеся – человеческие – руки. Внизу блеснула искра, разгорелось пламя, и когда женский стон перешел в пронзительный вопль, полный нестерпимой муки и ужаса, огромная пирамида пламени взмыла вверх, как струя под давлением вырывается из фонтана, и весь холм озарился ярким светом. Тогда-то Воан и узрел мириады собравшихся внизу существ; они напоминали не столько людей, сколько задержавшихся в развитии, омерзительно уродливых детей; их лица с миндалевидными глазами излучали зло и невыразимую похоть; скопище тел выглядело желтушным морем обнаженной плоти. Впадина опустела словно по волшебству, однако пламя продолжало гудеть и потрескивать, а сияние разливалось во все стороны.

– Вы узрели Пирамиду, – сказал Дайсон ему на ухо. – Пирамиду огня.

5. Малый народец

– Значит, вы узнаете эту вещь?

– Конечно. Это брошь, которую Энни Тревор носила по воскресеньям; я помню узор. Но где вы ее нашли? Вы же не хотите сказать, что обнаружили девушку?

– Мой дорогой Воан, я удивляюсь, что вы до сих пор не догадались, где я отыскал брошь. Вы еще не забыли прошлую ночь?