Дом духов

– Я знаю, – ответил Пратт, впервые признавая такую возможность. Он увидел, как прояснилось лицо Кико.

– Когда он сможет вернуться домой? – спросила она.

Ни Кальвино, ни Пратт не хотели ей отвечать.

– Не так-то это просто, – произнес в конце концов Винсент. Полковник с благодарностью взглянул на него, потом на Кико.

– Он в большей безопасности там, где он сейчас, – прибавил Кальвино.

– Я могу повидать его, Пратт? Поговорить с ним? – спросила она.

Спокойное, отстраненное поведение Винсента заставляло ее нервничать. Он перестал шутить и пританцовывать. Когда такой человек, как Кальвино, становится серьезным, есть причины тревожиться, и она это понимала.

– Я бы хотел поговорить с парнем, – сказал сыщик, он думал, что Пратт собирается объяснить, почему просьбу Кико выполнить невозможно. – У меня такое чувство, что ему есть что рассказать. Он доверяет Кико.

– Нет! – крикнула она. – Ты не можешь использовать его доверие ко мне таким образом. Это погубит все, ради чего я работала в общине. А это неправильно.

– А если мы не узнаем, что тогда? – спросил Кальвино.

– Умрет еще больше людей, – сказал Пратт. Он отошел от перил и повернулся к Кико, стоящей напротив. – Винсент прав. Если хочешь помочь людям из Исана, помоги Винсенту. Заставь Лека чувствовать себя свободно.

Кальвино осознал, что полковник сидел за столом, пил кофе и читал газету не просто так. Он никогда прежде не бывал в квартире у Кальвино. Речь об отъезде из страны была обычным предупреждением о том, что он еще может выйти из игры и уехать.

– Лека отправили на прочистку канализации. Сукхумвит, между Сой 43 и Сой 55, сегодня утром.

– На прочистку канализации? – Винсент был изумлен. – Парень даже не дождался суда, а уже пытается заработать досрочное освобождение за хорошее поведение… Как это произошло?

Пратт, когда ему напрямую задают неудобный вопрос, пытается выиграть время или, еще лучше, просто игнорирует его, подумал Кальвино. Но полковник разыгрывал это не так убедительно, как многие тайцы, – он слишком долго прожил в Нью-Йорке. Это изменило его способность воздвигать между ними стену и давало Винсенту преимущество, что иногда не нравилось Пратту. Кальвино обладал способностью проникать в его мысли. Иногда это тревожило полицейского, а иногда забавляло. Сыщик поспорил сам с собой, что единственным ответом ему будет лукавая, понимающая улыбка.

Пратт глянул вниз на крышу, усыпанную гравием. Он посмотрел на ситуацию с точки зрения Кальвино и осознал юмор.

– Это я устроил, – признался он.

– А как ты думаешь, тот человек в полицейском департаменте, который причастен к этому, знает об этом? – Кальвино с трудом сглотнул, начиная до конца осознавать.

– Конечно; почему я тебе велел уехать из Таиланда, как по-твоему?

– Потому что знал, что я не уеду.

– А если ты собираешься остаться, тогда…

– Почему бы не принести пользу? – закончил предложение Кальвино.

– Ты все это знал, когда пришел сегодня утром, – сказала Кико.

Она восхитилась медленным, постепенным и настойчивым методом Пратта, который позволил ему заставить Кальвино и ее вынудить его делать именно то, что ему нужно, но о чем он никогда бы не решился попросить их прямо. И подумала, что в его стиле есть нечто японское. Кальвино вспомнил табличку, которую Пратт держал на своем письменном столе в полицейском участке. То была цитата из «Кориолана»: «Движение красноречивей слов»[21]. Для Пратта действия имели бо́льшую ценность, чем слова. Если только эти слова не были написаны Шекспиром.

* * *У конца Сой 49 – длинной улицы, тянущейся мимо госпиталя «Самитивей» и дюжин высотных жилых домов, где жили богачи, – Кико первой увидела десятка два темнокожих тайских подростков, настоящих уроженцев Исана, в стандартной тюремной рабочей одежде: синие кепки с козырьком, шорты и сандалии. Их крепкие тела были испачканы темной жирной слякотью из чрева сточных канав Сукхумвита. Мать с трудом узнала бы сына, покрытого слоем человеческих экскрементов. Кико заглянула каждому из них в лицо. Рабочая бригада усердно трудилась под ранним утренним солнцем.

– Я его не вижу, – сказала она.

Кальвино пошел по мостовой вдоль шеренги.

– Он должен быть здесь, – сказал сыщик. – Продолжай искать.

Тюремный надсмотрщик в коричневой униформе курил сигарету, сидя на деревянном стуле с прямой спинкой в тени навеса. Его голос перекрывал дорожный шум, когда он выкрикивал приказы. Выдувая облака серого сигаретного дыма, он следил за Кальвино, как кот за мышью. Кико прошептала что-то в пяти футах от бригады, где ее не слышал надсмотрщик. Тот презрительно ухмыльнулся и закричал на одного из заключенных, который остановился, чтобы вытереть пот с лица.