Дом для всех

Продолжили идти наверх. Там, в тупике ущелья, росла травка, паслись ячьи стада (этой старушки, наверное). Потом, на 4200, кончилась трава, пошёл резкий подъём в гору. Пёрлись три часа. Перевал оказался не очень пологим. Скалы и осыпи между ними. Как сказал Ильич: «Шаг вперёд, два шага назад». Я уже познал, как ходят престарелые люди. Стоишь на камешке, высматриваешь: вот пройду шагов 10, стану на тот камень и отдышусь. В 14 я был на перевале (4750), через полчаса появился Демид, потом — как ни странно — показалась Марианна, она всё же решила не ночевать. Потом залез Длиннюк. Высказал мне массу критики, из-за того, что я слишком быстро хожу. Хотя мне казалось, что я еле ползу.

На перевале был очень сильный ветер, прямо сдувает, и очень яркое солнце. Ветер и солнце сточили часть скал в мелкие камешки. Вниз тоже была осыпь и виднелась другая долина. Мы болтали, ели конфеты, спрятавшись за скалой от ветра, а вокруг торчали горы, довольно-таки большие (от 5000 м) со снежными блямбами, обращёнными к северу.

Пошли вниз и очень быстро. За полчаса спустились до ручья, была трава и кизяки. Пытались развести костёр из кизяков, но от не горел. И бумагу подкладывали, и оргстекло, и газовую горелку, но кизяки не горели. Никому не хотелось дальше изучать горение кизяков. Опять на пустом месте вышел спор: кому-то хотелось ночевать прямо здесь, на травке; мне хотелось, как предполагалось ранее, достичь населённого пункта, где будет возможно спрятаться от ветра и приготовить пищу на печке. Мы, казалось, стали недовольны друг другом. Вероятно, под воздействием высокогорья. Но всё же пошли дальше, и к вечеру вышли в стойбище.

Оно состояло из семи юрт, и там жили люди, как в древности. Правда, только летом. Пасли стада яков и баранов. Сушили сыр. Прямо через стойбище протекала речка. Пока подходили, нас увидел 70-летний старик и позвал в дом, показал, какая юрта — его. Старик был с бородой и без кисти левой руки, а на правой не было одного пальца. Тотчас нас попытались перехватить другие жители, но мы уже шли к старику. Тот знал немного по-русски.

В семи юртах жило человек сорок. Несколько взрослых стариков, чуть больше женщин и ещё больше детей 6-10 лет. Утром все гнали свои стада выше в горы, где была иллюзия травы. Вечером пригоняли обратно. Стада паслись сами. Женщины готовили чай и мыли казаны в речке. Дети собирали кизяк и колючки — единственные энергоносители. Щеки у них были обгорелые, от высокогорного солнца. Мука здесь привозная.

До Мургаба — 25 км по ровной и довольно проезжей дороге. В конце сентября, с наступлением холодов, всё стойбище сворачивается и уезжает в Мургаб (для этого из города приходит машина).

Убедившись, что мы не затрудняем старика, мы остались у него. И опять приготовили невиданное тут блюдо — овсянку с изюмом. В первую очередь угостили хозяев дома, ну и сами поели. А хозяева, не привычные к овсянке (её вообще не продают в Мургабе, да и в Оше найти её не просто) — пожевали чуть-чуть и куда-то спрятали свои порции, перешли на обычную для себя пищу — лепёшки и шир-чай (чай с молоком, солью и жиром).

В середине юрты стояла печка-буржуйка с надписью: «Сталинабад. Завод ТМ». Хозяин сказал, что этой печке более 60 лет. Чайники тоже были старые, советские. Одновременно на печке стояло штук пять чайников. Они непрерывно грелись, и всем присутствующим можно всегда подлить чай.

Каждый памирский и киргизский дом, и юрта всегда содержат большой запас одеял, тюфяков и подушек, на случай прихода гостей. В каждом доме наготове места для 10-ти и более человек. И хотя гостей мало и они редки, — одеяла всегда наготове. Они очень плотные и тяжёлые. Может быть, в более холодное время года хозяева, оставшись без гостей, сами спят под всеми одеялами сразу.

Внутри одеял живут то ли клопы, то ли блохи, так что наутро после ночлега в юрте некоторые из нас обнаруживают себя покусанными.

В каждой юрте — ковры из шерсти барана. С узорами, сделанными вручную женщинами. Делают их так. Сперва шерсть барана кладут как основу. Потом узоры накладывают — тоже из шерсти, но крашеной (краску для этого привозят из Оша). Потом всё это мочат, трамбуют и сворачивают в рулон, навернув на бревно. И это бревно привязывают к ослу и катают 1,5–2 км. Потом разворачивают. От катания рулон уплотняется и узоры прилипают к основе. Потом его сушат и ковёр готов. Есть и другое рукоделие — из ниток, тоже шерстяных. Женщины ткут сами на улице длинные полосы с узорами, шириной около 60 см. И длиной 5–7 метров. За неделю можно соткать целую полосу в 5 м., но это, мне кажется, очень утомительное занятие. Дивно, что многие женщины занимаются этим. Потом эти тканные полосы сшивают и делают ковры, или сумочки с узорами.