Дом девушек

Когда он приехал, Ребекка уже дожидалась его на парковке. Хоть Йенс и не знал ее в прежнее время, ему всякий раз было немного больно видеть Ребекку в инвалидном кресле. В свои тридцать восемь лет она лучилась энергией и жаждой жизни, но кресло как будто сдерживало ее. Так, по крайней мере, казалось Йенсу. Ребекка, вероятно, смотрела на это иначе. Он ни разу не слышал от нее жалоб и знал, что она занималась греблей. Ребекка тренировалась в команде и даже готовилась к соревнованиям, но плавала и в свое удовольствие по каналам Гамбурга.

Йенс подкатил кресло к пассажирской дверце. Что еще нравилось ему в Ребекке: она не протестовала, когда он помогал ей с креслом. Как-то раз, еще в первый год знакомства, Йенс затронул эту тему, и Ребекка объяснила, что для нее это примерно как если б мужчина помог ей надеть пальто.

– А я уж думала, ты изменяешь мне с другой, – сказала она.

– Ты же знаешь, для меня нет никого, кроме Красной Леди и тебя. С чего ты взяла, будто я тебе изменяю?

– Потому что уже не помню, когда мы катались в последний раз.

Ребекка и сама водила машину – специально оборудованную «Тойоту», в которую могла садиться без посторонней помощи, но пикап был для нее слишком высоким.

Йенс наклонился, правой рукой подхватил Ребекку под колени, левой взялся за плечи и поднял с кресла. Ребекка крепко обхватила его шею. Рывок, и вот она уже на пассажирском сиденье, сияет от радости. Йенс захлопнул дверцу, сложил кресло и убрал в кузов. При этом он заметил в зеркало заднего вида, как Ребекка гладила приборную панель.

Она любила эту машину почти так же сильно, как и он сам, и ей нравилось кататься вместе с ним по городу. Несколько лет назад, когда ее собственная машина отказалась заводиться, Йенс взялся подвезти Ребекку до дома. Она пришла в восторг от Красной Леди. Тогда во время поездки они обсуждали текущее дело и так увлеклись, что прокатались больше часа, хотя дорога занимала десять минут. Со временем это переросло в привычку, и всякий раз, когда Йенс бывал в замешательстве, он приглашал Ребекку проехаться. Это доставляло несказанное удовольствие им обоим.

Вообще-то Йенс предпочитал ездить один. Катить по городским улицам в этом самобытном автомобиле, поразмыслить над чем-нибудь, а если думать не над чем, то слушать кантри и подпевать во весь голос. Что могло быть лучше? Но бывало так, что собственных мыслей оказывалось недостаточно, а Ребекка, как выяснилось, обладала острейшим умом. Хоть она занимала должность администратора, но Йенс ценил ее суждения больше, чем аргументы коллег.

Он сел за руль и, захлопнув дверцу, ответил на упрек Ребекки:

– Я так долго не брал тебя покататься, потому что последние дела были слишком простыми.

– А это, значит, непростое?

– Нет, совсем не простое. Ремень, пожалуйста.

Ребекка послушно пристегнулась.

Тех, кто привык к покладистости современных шумоизолированных машин, громовой рев Красной Леди мог запросто напугать. Но только не Ребекку.

– О да! – прокричала она и хлопнула в ладоши.

Йенс опустил стекло и зажег сигарету. Протянул ее Ребекке и закурил вторую. Так они и сидели в молчании, пока не докурили, и только потом Йенс спросил, что у нее за новости.

– За пять минут до твоего сообщения звонила коллега Фроберг из Берлина, – сказала Ребекка.

– Яна Хайгель нашлась?

Ребекка помотала головой и сделала еще одну затяжку.

– Нет, ее телефон.

– Где?

– Уборщик нашел его на багажной полке в поезде Гамбург – Берлин. По счастью, он оказался честным парнем и сдал его. Батарея села. Они его зарядили и установили, кому он принадлежит.

– Хм… – протянул Йенс. – Это вполне вписывается в общую картину.

– То есть?

– Мне кажется, кто-то пытается убедить нас, что Яна Хайгель поехала в Берлин.

Йенс пересказал ей свой разговор с Кнуффи. Ребекка сразу уловила направление его мыслей.

– Значит, по-твоему, она даже не садилась в тот поезд и не оставляла там телефон? Кто бы за этим ни стоял, он разместил в «Фейсбуке» фейковую фотографию, после чего подбросил телефон в поезд?

– Считаешь, все это слишком притянуто за уши?

– В свете того, что рассказал Кнуффи, – нет.

– Вот и я о том же.

– Но ты сомневаешься.

Йенс кивнул:

– Я не знаю, есть ли во всем этом связь. Я даже не уверен, действительно ли этот санитар был убит, потому что увидел нечто такое, чего видеть не должен был. Многое указывает на это, но доказательств нет. И далеко не факт, что в том фургоне, который он сфотографировал, находилась Яна Хайгель. Возможно, я пытаюсь увязать факты, между которыми нет никакой связи…

– Давай просто представим, что все обстоит именно так. Где следует искать доказательства?

– Если выяснить, где Яна Хайгель проживала в Гамбурге, у меня появилась бы отправная точка… Что с ее телефоном? Есть там фотографии?

– Полно. Коллеги в Берлине как раз изучают их.

– Завтра утром первым делом позвони им и скажи, что конкретно мы ищем.

– Будет сделано. Как ты вообще углядел эту связь с делом Розарии Леоне?

– Вчера вечером, когда я закончил с пробежкой… только не надо смеяться, я взялся всерьез!

– Я и не смеюсь.