Дом близнецов

— Хватит, — оборвал князь. — Ты думаешь, я не знал с первого дня, что ты не тот, за кого себя выдаешь? Я не знал только этих пошлых деталей, а то, что ты чужак, окончательно понял в ту минуту как ты и твой якобы слуга, рыжий монах Ирокез, смешались при первом свидании перед ужином в среду и стали неловко разыгрывать сцену счастливой встречи. Дураку было понятно, что два субъекта впервые видят друг друга. Я дал команду выяснить кто ты такой, и уже утром узнал — ты не дон Клавиго, ты кто-то другой. Ну и что? Какое мне дело до того, кем ты был там, за чертой. Я видел, что ты стал любимчиком Мандрагоры. Кассандра ослепла, Хегевельд взял тебя под защиту, голос пифии юлил, прикрывая любимца. Оранжерея принялась накачивать твои мозги паром безумия и ума, ты стал запросто читать раритет, шлем помогал тебе видеть, ты даже понравился моему бедняге Фарро и его несчастному братцу Авелю. Для тебя, дружище, они сдвинули свой репертуар ближе к Перселлу. Наконец, ты смог гулять по виадуку, о чем мне доложила охрана. А ведь именно виадук и есть позвоночник моей грезы!

Пауза.

— Глупец, я был для тебя неопасен. Я слуга мандрагоры, а ты ее чтец. Твой ранг выше, чем мой, дурень. Смотри, что она делает с дураками и грешниками…

Князь кивнул в сторону псов.

— Эти пинчеры тоже были моими гостями, мы вместе ужинали, пока мандрагора не увеличила характер до истинной сущности, и вот результат. Они опустились на четвереньки, ссучились, стали лаять. Ты думаешь, я спятил? Что ж, считай, что это метафора. Короче, у тебя есть шанс вернуться, дружище Драго. Тебя ждет счастливая ссылка в истину бытия и правду твоей души, ты не будешь работать, крутиться, как белка, зарабатывать в поте лица своего, следить и выслеживать. Вкалывать буду я, клиника откроется в августе, и моя нега кончится прежней кровавой кашей, я упаду в участь лекаря, как камень в гальюн. Тебя ждут беседы с умнейшими людьми мира — на равных. Ты же гений, только прежде никто тебе этого не сказал. Если ты думаешь, что тебе будет закрыт мир, — чушь собачья. Путешествуй сколько угодно. А даст Бог, купол сада желаний станет шире, Хегевельд накроет всю Бывшую Пруссию, а то и Европу, и тогда нашими грезами и качеством мысли упьется весь мир. Тайн больше не будет — мы откроем свои мысли друг другу. Мы будем думать фактически вслух. Ты сам будешь рваться назад, как рвется монах в свой монастырь в ужасе от жизни вне Бога. Бог — вот мое божество! И даже если Его нет, если наши представления о нем так глупы, как говорят агностики и атеисты, мы когда-нибудь Его создадим. Но моя правда в другом…

И он наклонился к самому уху Клавиго.

— Ты считаешь истиной слова гегельянца Кожева — «человек это смерть, которая проживает человеческую жизнь», а я скажу тебе так — человек это Бог, проживающий жизнь смертного человека. Ну, что ты решил?

«Нет», — покачал головой Валентин.

— Жаль. Я хотел вас спасти. Эй, люди, снимите капкан. Вот его пропуск.

Князь достал карточку гостя, тиснул печаткою перстня.

— Сегодня…

— 27 мая, 4 часа 13 минут, — подсказал секретарь.

— Впишите сами…

Тот вписал дату и время в нужную графу и пристегнул пропуск к пиджаку беглеца.

— Прощай, дружище.

Князь протянул руку в перчатке. Поколебавшись, Валентин ответил рукопожатием. Он был уверен, что все это красноречие — театр для себя, что никто никуда его не отпустит, никто не снимет капкан…

Князь посмотрел на перчатку, где остались следы крови. Снял и отдал секретарю.

— Дружище, берегите себя. Вдруг… Нежданно-негаданно… Однажды… Три самых великих слова в нашей вселенной, где обеспечены все права у случайности. А это поверь, дорогого стоит.

После этого поляна вмиг опустела.

Только старший охранник еще недолго повозился с замком и разжал зубья капкана. Валентин застонал от боли. Бросив челюсти наземь, секьюрити, молодой мрачный парень, достал из кармана пакет первой помощи, разорвал облатку, туго забинтовал ногу и сделал укол от столбняка.

— Ты воевал? — глухо спросил Валентин.

— Типа того, — ответил секьюрити и поставил Валентина на ноги.

Затем кинулся догонять своих.

Валентин с трудом надел обувь.

Гроза вдруг оставила пенную Балтику и вернулась на сушу. Гром загремел ближе и злее, но вода медлила проливаться дождем, хотя небесная ванна наполнилась до краев и чуть накренилась. Только тогда, когда Валентин вышел на ленту шоссе, по асфальту отвесно запрыгали первые капли небесной дроби. Вновь потемнело. Прихрамывая, Валентин шел все быстрей и быстрей, боль отступила. Неужели свободен? Он никак не мог поверить словам сентиментального тигра и ждал новых ловушек. Когда впереди показался шлагбаум на выезде из заповедника, а из будки вышел ночной постовой, он был почти что готов получить пулю в лоб, но дежурный издали помахал рукой: не трусь, все в порядке. И дружески посветил бледным лучом фонаря на пропуск.

Пластик отливал радужными огнями.

На КПП охранник снял карточку с лацкана, провел через щель регистратора на вертушке — вспыхнул зеленый — и Валентин вышел наружу.

— Держи, — дежурный протянул ему зонт.

— О’кей.