— Это тоже предусмотрено. Я не смогу надеть петлю. Вы не поняли, я зомби. Чтобы убить себя, я должен буду просить близких забить меня молотком или заказать себя мафии. Мне это претит.
— А случай? Автокатастрофа, к примеру.
— Все это слишком грубо. Лучше таблетка. Чик-чик — и в дамки. Я доподлинно разузнал: только корень Палач снимет запрет.
Валентин медлил в растерянности.
— Да, есть такой корень. Но корень подарен князю, прижился в оранжерее… Так что все просьбы к патрону. Или к садовнику. Я архивариус. Бумажная крыса при мандрагоре.
— Вы отказываетесь помочь?
— Чем я могу помочь?
— Вот чем! Прочтите ответ…
С этими словами Кожев (или человек, скрытый под этим именем) вытащил из-за пояса книгу для садоводов «Сад Мандрагоры».
— Вот так номер! Вы свистнули книгу?
— Всего лишь на час… кроме вас эту абракадабру никто не читает…
— Читать ее я не хочу и не буду. Я не могу платить его сиятельству маленькой подлостью. Я окружен царским комфортом. Обласкан. Принят в Хегевельде на высшем уровне. Другое дело, если за вас попросит сам князь…
— Поймите, если князь узнает, что я был у вас, мне не поздоровится. В мое бессмертие вложены исполинские силы.
— Друг мой, тут нельзя ничего делать тишком. Хегевельд — это величайший опыт всеведения. Князь непременно узнает. Вспомните ужин. Пифия в два счета раскусила приступ моей меланхолии. Хватило пары дней, чтобы прочесть прошлое досконально.
— Лубянка тоже была островом для всезнания. Только методы были грубее.
— Признайтесь князю в своих страхах. Точнее, наскучьте ему. Уверен, он вас вычеркнет из списка. Он не выносит скуки.
Но Кожев не сдавался:
— Умоляю, профессор! У вас уйдет всего пара минут. Прочтите вот это место… и я тут же уйду…
Валентин понял, что словами от гостя ему не отделаться.
— Черт с вами!
Он взял книгу.
— Вот эти три строчки…
— Вы уверены, что они ответят на то, что вы спрашиваете?
— Надеюсь.
— Минутку… мне нужно надеть капюшон…
Валентин достал из прикроватного столика круглый пенал, извлек капюшон палача, облачился в прозрачную оболочку, осторожно затянул горловину шнурком и взял книгу.
Поначалу сквозь дымку сизого шелка, строчки никак не прочитывались, он вдохнул глубже, забирая аромат безумия сквозь ткань, и вдруг разглядел в бессмыслице знаков ясные буквы (это была латынь) и прочел:
— Так и написано?
— Да, понятны эти две строчки, они написаны на чистой латыни.
И даже показал пальцем понятный ряд слов.
— Никакой латыни я тут не вижу. Все та же абракадабра.
— Не злите книгу. У нее женский характер.
— Хорошо… — Ночной гость сосредоточился и, слегка прикрыв веки, четко сказал: — Я бы хотел сохранить свободу воли и при желании отменить действие инъекции омоложения и покончить с собой.
Валентин снова стал усердно глазеть на страницу в ожидании реакции. Строчки несколько секунд стояли на месте, затем дрогнули, и проступил короткий ответ:
«Послушайте свист палача. Этого будет достаточно».
— Какой свист? О чем речь?
Сыщик распустил шнурок под горлом и снял шлем.
Наитием знатока Валентин понял: общение с книгой закончилось:
— Больше мне ничего не прочесть. Книга захлопнулась.
— Но я ничего не понял.
— Я думаю, что вам нужно пройти в оранжерею и найти мой корень. Это почти у самого входа. Бассейн гидропоники. Там все станет ясно.
— Я боюсь…
— Вы не побоялись украсть книгу, за которую фон Боррис заплатил огромную сумму, и трусите зайти в оранжерею?
— Я не крал ее, а просто взял в библиотеке. На той полке, где она стоит. Гостям разрешается пользоваться библиотекой круглосуточно, как и галереей.
— Но не разрешается выносить вон, запихивая за ремень.
— Честное слово, профессор, утром я пойду к хозяину и во всем признаюсь. Вам не придется ничего таить. Но раз вы уже исполнили половину моей просьбы, прошу пройти со мной в оранжерею. Я боюсь этих жутких собак… Неужели вам самому не интересно?
Тут гость нечаянно попал в точку.
Валентин сам был не прочь расшифровать послание:
«Послушайте свист палача. Этого будет достаточно».
— Ладно, так и быть.
Он затянул потуже халат, незаметно спрятал в карман свой спайдер, портативный детектор для обнаружения прослушки, сменил тапочки на сандалии и вышел в ночь. Ночной портье предупреждал, что гулять в час отбоя нужно только пешком, держаться спокойно, тогда собаки не тронут. Только ни в коем случае не бежать, иначе… Теплая майская тьма нависла над головой мириадами звезд. Лето близилось к побережью бывшей Восточной Пруссии. В лесной колоннаде светлячки развесили чертежи трассирующих полетов. В воде бассейна подрагивал мучной мотылек, принявший воду за небо, и вместе с ним морщилось отражением звезд все водное зеркало.
Псы обозначились сразу, два или три, но не приближались, а только подняли морды, оставаясь лежать на земле: путь людей не выходил за границы привычного — вдоль бассейна, по дуге пешеходной тропы к оранжерее. Важно не приближаться к дому хозяина.
Человек, назвавшийся Кожевым, жался поближе.