Дом Аниты

Обнаженная четырнадцатилетняя девочка обнимает белобородого старца лет семидесяти. Мы идем вслед за ними по гравийной тропинке и наблюдаем, как девочка тянет и щекочет его за бороду. Старик краснеет как рак и волосатыми губами хватает подпрыгивающую грудь девочки, посасывая девичий сосочек. Она гладит его мотню, ржет, словно кобылица, и вдруг бросается к ближайшим кустам. Старик мчится за ней, пыхтя и отдуваясь, и вскоре мы слышим вздохи, рев и страстный рык.

Мимо проходят семейные группки с маленькими детьми. Старая матрона раздевается. В Нью-Йорке или в любом так называемом цивилизованном обществе она бы никогда не стала сексуальным объектом, но здесь мгновенно привлекает двух молодых обнаженных ребят, которые обнимают ее и щекочут до слез. Затем протестующую бабулю утаскивают за поросший кустарником холм.

Собаки, кошки и белки, живущие в парке, тоже бегают кругами, понарошку нападая, а потом замирают и со смертельной серьезностью спариваются. Птицы порхают в пряном воздухе над огороженной территорией, купаются в кристально-чистых ручьях и собирают спелые плоды, разложенные для людей. Пернатые тоже садятся друг на друга и спариваются, взъерошивая перья. Даже пчелы и мухи оживленно жужжат и оплодотворяют деревья и цветы.

С пухлых белых облаков, почему-то спускающихся с горных вершин, падают дождевые капли, которые тоже обнимаются, устремляясь к земле.

Неожиданно мимо нас проходит очень недовольный лев с тяжелой гривой, за которым следует мускулистая, жилистая львица. Из-за холма, покрытого сосняком, появляются бараны и овцы, бегут вслед за этой парой и в шутку бодают их острыми рогами. Лев и львица убегают… но за следующим поворотом посыпанной гравием дороги мы видим, как все эти животные падают на землю, задрав к небу животы. Рыча, мяукая и перекатываясь, блаженно вытягивая передние и задние лапы и копыта, они предаются межвидовому сексу.

Несколько мальчишек и девчонок подбегают, чтобы насладиться этим плодотворным зрелищем. Возбудившись, они плюхаются в траву и начинают весело трахаться. Из-за кустов слышатся стоны и крики девчонок, достигших оргазма.

Мы покидаем эту территорию… Я вижу, что моя Любовь отчасти потрясена увиденным. Она краснеет, берет меня за руку и крепко ее сжимает.

Мы едем дальше, и на караульном посту замечаем огромного Лысого Орла, высотой футов восемь, не меньше; Орел нервно поглядывает на часы. Повозка останавливается: очевидно, Орел нас заждался.

На его голове, покрытой белыми перьями, фуражка албанского офицера авиации. Через плечо-крыло переброшен кожаный ремешок с раздувшимся «дипломатом». Птица вымотана, но я замечаю в ней благородство довольно важного государственного чиновника. Выясняется, что товарищу Лысому Орлу предстоит заняться нашим просвещением.

(Позже, находясь между землей и небом, я узнал, почему товарищ Орел был так встревожен. Его любимая жена-орлиха как раз выполняла особое задание над Беринговым проливом, в полярных областях над Соединенными Штатами.)

Когда мы спускаемся с повозки, он вежливо кланяется и спрашивает нас:

— Вам понравилась поездка по нашему албанскому Эдему?

Мы киваем.

— С вашего любезного разрешения, мои почетные гости, позвольте сопровождать вас во время экскурсии. О нашей крошечной, но важной стране у вас наверняка возникнет множество вопросов, которые вы пожелаете прояснить. Смело обращайтесь с ними к вашему покорному слуге.

При этом он взмахивает огромным крылом со стальными костями, достигающим пятнадцати футов.

Хорошо, что товарищ Орел не взмахнул обоими крылами, иначе бы он размазал меня вместе с моей возлюбленной по земле. Или подбросил в воздух, словно акробатов, запущенных из цирковой пушки! Однако он просто показывал на холмик, где можно присесть.

Парковые скамейки удобно расставлены, но для Орла они маловаты. Он опускается на землю и приглашает нас к себе на пернатые колени. Мы усаживаемся, точно послушные ученики.

— Что ж, ребята, какие у вас вопросы? Выкладывайте.

Моя девушка вовсе не горит желанием расспрашивать: она всегда была застенчивой, да и там, откуда она родом, вопросов не задают и никто на них не отвечает. Поэтому я начинаю с трех вопросов о послереволюционной Албании — о характере организованных и приятных занятий любовью, которые мы только что наблюдали, о революционном отношении к религии; и наконец, об особенностях культуры развлечений{177}.

Товарищ Орел отвечает подробно и очень пространно. Я замечаю, что моя Любовь устает от разговоров, они ее не впечатляют… и она почти не слушает старую мудрую птицу. Когда Лысый Орел выразительно поводит крылом, моя девушка покачивается, словно юная цветущая березка под лаской весеннего ветерка. Глаза ее соловеют, будто она где-то далеко — возможно, в Румбуле. Это меня нервирует.

Поэтому, хотя я и рад бы задать большой птице множество вопросов, я ограничиваюсь последним:

— Почему в вашей стране запрещены искусства? Или нет?